И. Нойманн

Комиссия

Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить

пренеприятное известие: к нам едет ревизор!

(Н.В. Гоголь «Ревизор»)

Только - только стали привыкать к стабильной жизни у причала, утреннему подъему флага, вялотекущему межпоходовому ремонту, хождению через день домой к женам, как вот она, очередная неприятность, – из стольного града прибыла комиссия во главе с самим Главнокомандующим ВМФ в сопровождении Главного инспектора Вооруженных сил СССР, Маршала Советского союза, этого, как его… ну, в общем, есть там такой сухонький старичок, который еще в Гражданскую шашкой махал в первой Конной армии товарища Буденного. Кто кого там сопровождал, впрочем, неважно. Важно, что инспекция свалилась на дивизию…

Капитан 1 ранга Караваев, ожидавший в ближайшее время контр-адмирала, зело озаботился и запретил офицерам и мичманам своих кораблей сход на берег, а командиру Маркову заявил, что на смотр комиссией и выход с ней в море будет представлена его лодка – “хватит вам прохлаждаться в автономках, хлебните – ка еще и комиссию.” И… началась суматоха. На корабле большая-пребольшая приборка, конец которой наступил за час до прибытия инспекторов. Хорошо, что старпом успел отобрать у матросов краску и кисти, а то бы еще и комиссию перемазали. Матросу только дай кисть в руки… Параллельно интендант возил и загружал продовольствие, полученное на бербазе по высокой и не раскраденной в этот раз норме – нужно было показать комиссии высокий класс питания на подводных лодках. Одновременно нашелся полный комплект новенького репсового обмундирования на всю команду. Экипаж переодели. Комиссия она ведь - что? Она для проверки боеготовности, ну и – страху нагнать! А внешний вид, подход, отход – половина успеха.

Но выводы иногда бывали весьма суровы… и головы летели. Однажды под горячую руку Главком снял с должности командира – подводника, поднятого американцами на боевой службе, хотя он по заданию работал с их сонарами*, расставленными вдоль Атлантического побережья и ситуация с его обнаружением была предусмотрена. Но выручать опального командира никто не пошел – к небожителям по одному вопросу два раза не ходят. А Главком напрочь забыл свою мель на эсминце в 39-м, и как прикрыл его от предсказуемого наказания нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов. Но нынешняя инспекция, похоже, была простым выездом “на поля”, для ознакомления генералитета с новым видом боевой техники - атомными кораблями. Первым под команду “фараона” “смирно” по трапу на борт поднялся старенький Главный инспектор, одетый в канадку подводника и тапочки с дырками (корабельная обувь). Матросы про себя тут же отметили – а честь военно - морскому флагу ревизор не отдал!

К тому же маршал после доклада командира направился в газоотбойник, намереваясь открыть крышку ракетного контейнера - “а это у вас двери?” – слава Богу, Марков успел подхватить старичка под руку. При погружении генералитет толпился в центральном, посту, тревожно наблюдая за бегом cтрелки глубиномера – не быстро ли она бежит… Главный инспектор интересовался, глядя на дыхательный прибор ИП-46 , - “а здесь вы храните пресную воду?” Полковники, танкисты и летчики, на пульте ГЭУ наперебой сравнивали - “а здесь у вас, как в танке”, или – “здесь у вас, как в самолете”…, и – “ где у вас тут реактор”? Но гвоздем программы был все-таки шикарный обед с вином и красной икрой, как только уколыхались на 40 метрах глубины.

- А вы здесь неплохо живете, - ехидно заметил Главный инспектор, намазывая большой ложкой икру на хлеб из вместительной миски. После этого финансисты МО каждый год покушались на подводницкое святое, пытаясь изъять из рациона красную икру и вино. Да и бог бы с ней. С икрой. Инспекция удалась. Главный Ревизор и высокие чины были довольны обедом в подводной обстановке, лихим командиром и упитанными матросами. Ну и, конечно, всплытием из этой ужасной глубины, возможностью перекурить на мостике и полюбоваться заполярными окрестностями. Главком сиял и, едва доставая, хлопал Караваева по плечу. Быть командиру дивизии адмиралом!

После “ревизии” Караваев с Марковым надрались “в дупль”. Утром на подъеме флага построенный на пирсе экипаж отметил, что козырек фуражки командира на самом носу.

Настя

В море нету девушек, там ему легко,

а вокруг меня кружат тучи мужиков…

(Эй, моряк.” слова Т. Назаровой)

Алешке уже шесть лет. Шесть лет жизни в этом далеком от цивилизации военном поселке без советской власти и милиции. Трудно с молоком и вообще с продуктами. Приходится воевать с командующим гарнизоном - где молоко? Он здесь советская власть, милиция, закон, Конституция, и вообще Бог и царь. Правда, кроме этого, еще и кормилец. Он командует всеми этими атомоходами с их сверхсекретными задачами, ракетами, торпедами и прочими штуками, но он же и главный ответственный за магазины военного городка, их содержимое и вообще за все, что происходит на гражданской стороне его обязанностей. Под дверью кабинета почти всегда гурьба женщин с жалобами и просьбами. Командующий обещает наладить снабжение и сообщение с Большой землей. Уже пустили автобусы до Мурманска, пока три раза в неделю. Говорят, будут ходить каждый день. Работы нет. Вся работа – воспитывать детей и ждать мужей с моря. Через год Алешке в школу. Натальиной Инне тоже. Мужья бывают дома не часто и помалу. Дети не успевают привыкнуть и иногда удивляются появлению в доме какого-то дяди, про которого мама говорит, что это и есть папа. Соседи по подъезду прозвали Андрея “красным солнышком” за его редкое появление в доме, как и природного светила в небе Заполярья.

За много лет дефицит общения породил разночтения во взглядах на жизнь, на настоящее и будущее. Бывший поклонник Насти, однокашник по школе и институту Борис Бобровский, влюбленный в нее еще c юности, уже много раз предлагал ей бросить все, уехать с ребенком к нему на юг и забыть этот Север, длинные полярные ночи, метели, неустроенность, отсутствие цивилизации, тревожные ожидания мужа с моря и прочие жизненные неурядицы, от которых постоянно наворачиваются мысли – что дальше, сколько это будет продолжаться и чем закончится? Вот соседка в подъезде, Лиля Горшенина - теперь вдова старпома с “тройки”… Эти мысли все чаще стали приходить в голову. От постоянных расставаний супружество получалось однобоким. Общих забот, сближающих мужа и жену было мало, ребенок по-настоящему не чувствовал отца просто потому, что тот не успевал давать ему необходимого мужского общения в короткие часы домашних побывок.

В доме образовался свой “монастырь”, в котором сложились свои привычки, взгляды, манера поведения и моряку некогда было вносить в него коррективы - ни в воспитание ребенка, ни в уклад жизни. К тому же Настя и не считала их необходимыми, отстаивая свои семейные стереотипы, сопротивлялась и заявила, что все уже решено, установлено и менять в семье ничего не нужно, отчего ячейка общества несла моральные потери. Наверное, однобокость взаимоотношений свойственна семьям, где один из супругов практически дома не живет, находясь постоянно в длительных командировках. В первую очередь это, конечно, моряки. Правда, особые чувства возникают при встречах после длительных разлук. Но, как сказали бы социологи, семейная пара не ведет совместного хозяйства. А эти вечные тревоги за благополучие мужей в море?… С годами все тяжелей. Прошлым летом Андрей уходил в июне, как предполагалось, на три месяца. Настя, Наталья, да и многие жены собрались, как обычно, ехать на юг. Уже и билеты были куплены и чемоданы собраны. Лодка ушла, а через пару дней поползли слухи, что она лежит на грунте где-то недалеко от норвежского побережья. Об этом сообщила одна из подружек, соседка Анжела, работавшая в штабе секретарем-машинисткой:

- Девки, только не знаю - ваша там или какая другая… - горячим шепотом сообщила она, не вынимая изо рта сигарету, - но какая-то лежит… - так совпало – они вышли, а через два дня…

Настя уже знала, лежит на грунте – это нехорошо, это ЧП. Андрей не раз говорил, что лежать на грунте атомной подводной лодке вредно по каким-то техническим причинам. А раз на грунте, значит - авария. И узнать истину невозможно, женам знать мужские военные секреты не положено. Может быть, это и правильно, но от этого не легче. А как завести второго ребенка? Остаться потом вдовой с двумя, как Горшенина? Может, действительно - все бросить и уехать? Романтика кончилась, а с любовью еще нужно разобраться. Мужу все время некогда. Да они все, как заведенные – служба, служба и служба. Дом и семья для них, кажется, понятия второстепенные, вспомогательные. Впрочем, они, пожалуй, и не виноваты – так уж устроена их работа.

Политработники успокаивали не на шутку встревоженных жен - все в порядке с вашими ребятами, они уже где-то в Атлантике! Можете спокойно ехать на юг! – и вот как знать – врут, или правду говорят? Пришлось уехать. Сидеть и ждать у моря погоды бессмысленно… и сколько ждать? До самого прихода? Уехали… Но все три месяца нервы были напряжены, и в голову лезли всякие мысли. Что с ними? Сколько все это будет продолжаться? И так загубить свою молодую жизнь на этой окраине? Ради чего? Да какой бы он хороший не был, жизнь-то у меня одна. А мужиков-то сколько вокруг! Не будешь же в свои 28 сидеть дома, а выходишь – и… столько соблазнов. Тут один… с технической площадки, такие комплименты… Нервы шалят, мысли о будущем не покидают. Делиться с мужем самым сокровенным, невозможно. С подругами – трудно. Неудовлетворенность жизнью находит выход, порою, неожиданный и маленькая его побывка заканчивается ссорой. Он уходит и иногда, обиженный, долго не приходит домой, даже на стоянке корабля в базе. Приходится доставать его через механика Малых или Сашку Крапивина. Примирение… Потом опять ссора. Он ведь не понимает истинной причины. И что делать? Не рассказывать же ему…

Док

Лодка стала на кильблоки...

(Из флотского фольклора)

Повился приказ готовить подводную лодку к модернизации и докованию. Срочно! На флоте “внезапно” и “срочно” понятия взаимно сочетающиеся. Всегда “внезапно” и неизменно “срочно”. Система этих явлений досконально на флотах еще не изучена и посему командир дивизии капитан 1 ранга Караваев (вскорости – адмирал) на вопрос – что на флоте будет завтра, неизменно отвечал:

- Того, кто мне скажет, что на флоте будет завтра, я поцелую в задницу! Готовить корабль к заводу - значит выгрузить ракеты, торпеды и регенерацию… Они в заводе не нужны. Даже опасны, потому что будет сварка, резка и другие огневые работы, которые с ракетами и регенерацией не совмещаются. Свою часть работы по подготовке командиры БЧ-2 Борис Цыбешко и БЧ-3 Дима Кулишин выполнили. Выгрузили ракеты и торпеды, продержав экипаж по боевой тревоге двое суток. Осталось выгрузить регенерацию – около двадцати тонн жестяных коробок с пластинами.

Начальник химической службы капитан 3 ранга Александр Крапивин только что прибыл из госпиталей, где пробыл на излечении около полугода. А начиналось все просто. Схватил грипп, отбыл дома традиционные три дня и, погасив температуру, патриотично вышел на службу. Наталья робко сопротивлялась, но химик заявил, что здоров и должен быть в экипаже. Корабельный врач Ревега был на клинической стажировке и контролировать грипп химика было некому. Через месяц зрение упало до 0,2 на оба глаза, и химик загремел сначала в гарнизонный госпиталь, потом в центральный флотский, а после него в Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Там ему подняли зрение до 0,6, но все это восстановление заняло около полугода. На корабле его уже стали забывать, хотя отсутствие на службе даже одного штатного офицера обычно чувствительно сказывается на оставшихся и вызывает головную боль у командования – нужно кем-то заменять. Сослуживцы решили, что Крапивин отлынивает от службы и пытается списаться на берег по здоровью. Помощник командира, старший лейтенант Сапрыкин, молодое дарование, назначенное на должность в пору “озеленения”, исполнял обязанности старшего помощника, убывшего в краткосрочный отпуск. Молодой с упоением руководил капитанами 3-го и 2-го рангов, любуясь четкостью своих команд. Сапрыкин приказал Крапивину выгружать регенерацию и выделил для работы матросов. Химик потребовал грузовик.

- Вам надо, вы и доставайте машину, - отрезал временный старпом Сапрыкин, уразумев, что ему самому по молодости лет и сложности обстановки на береговой базе, это будет не под силу. Бербаза живет сама по себе, корабельные надобности ей по барабану, и она, в лице должностных лиц, ведающих транспортом, сделает все, чтобы машину не дать.

- Мое дело выгрузить регенерацию, а грузовик – за тобой, ты же не только помощник, но временно – старший, - заметил Крапивин, сделав ударение на слове “временно”.

- Я вам приказываю достать машину, - взвизгнул Сапрыкин, которому по молодости лет казалось, что должность то единственное условие, которое дает ему право приказывать. - Да пошел ты, знаешь куда… со своими дурацкими приказами, - и химик уточнил - куда. Туда посылают ежесекундно и по разным поводам тысячами на всех флотах одновременно.

- Как? Куда? Да вы что? Объявляю вам десять суток ареста, - завопил, с трудом вспоминая свои должностные возможности в своей временной, должности помощник командира Сапрыкин. Командира на службе не было, и Крапивин апеллировал к командиру дивизии Караваеву, ссылаясь на неправомочность наказания. Комдив согласился, но, чтобы мера совпала с Уставом, к семи, которые мог дать Сапрыкин в должности старпома, добавил три. Чтобы не было повадно. Сапрыкину все-таки пришлось искать машину, и химик выгрузил с корабля регенерацию.

Через несколько дней злостного нарушителя дисциплины капитана 3 ранга Крапивина А.В. после срочного исключения из партии на партбюро, которое организовал замполит Илин, с бумагой об аресте, в сопровождении капитана 2 ранга Бориса Цыбешко, отправили на гарнизонную гауптвахту за 130 километров от базы. По дороге Крапивин рвал и метал, кричал, что просто так это дело не оставит. Что он их всех… Ну, в общем, молол всякую чепуху… Жена химика, Наталья, сказала Шарому, что очень опасается за здоровье мужа. Андрею показалось, что она что-то не договаривает, но допытываться не стал.

На модернизацию с докованием

Качественно и в срок проведем доковый ремонт…

(Повестка дня комсомольского собрания)

Ну, в док, так в док. Но это дело надо же как следует обсудить. ″Качественно и в срок проведем доковый ремонт″, – такой была повестка дня. По этому поводу замполит Илин и устроил комсомольское собрание экипажа, хотя, казалось бы, это же не его тема, а кровная - механика Малых и ракетчика Цыбешко. Мало того, Валерий Иванович Илин себя же и назначил докладчиком. Подводник-дилетант и инженер человеческих душ, с матросским прозвищем “артиллерист”, за первоначальное пехотное образование в командирской терминологии числился комиссаром. В президиуме, кроме комсомольского секретаря Ивана Шаповалова, механик Малых и командир дивизиона живучести Шарый. Зал полон, собрали всех, кроме вахты на корабле и дневального. Вопрос-то серьезный - ремонт и докование. Открыли собрание, приняли регламент и на трибуну, приглаживая лысину, поросшую редким бесцветным пушком, как северные валуны мохом, вышел докладчик. Окинув вечно подозрительным взглядом аудиторию и дождавшись, наконец, тишины, заморосил:

- Товарищи комсомольцы! Качественно и в срок проведем доковый ремонт! У экипажа уже есть определенные достижения. Наша волейбольная команда заняла второе место. Баскетболисты, правда, еще не на высоте, но будем надеяться и на их успехи. А вот футболисты растеряли, об-тыть, форму одежды, теперь не в чем играть, - в зале образовался легкий шумок и разговоры, механик в президиуме привычно задремал: нужно бережно относиться к государственному имуществу! - зам заводился, - и еще, - Илин сделал зловещую паузу, интригуя собрание, зал затих, - в экипаже свирепствует мат! Это форменное безобразие, об-тыть! Мат нужно выжигать из себя каленым железом и искоренять. А тех, кто ругается матом, называйте… это… как его, об-тыть, пигмеями! - механик в президиуме проснулся. В зале стало совсем тихо, и голос из комсомольских рядов неуверенно поинтересовался:

- Валерий Иванович, а кто такие …эти… пиг… пиг…меи? - “артиллерист” вытер вспотевшую лысину носовым платком и кратко, чтобы не уходить от темы, пояснил:

- А пигмеи это, товарищи комсомольцы, НЕГРЫ, об-тыть!

- Ясно, - успокоились комсомольцы.. Зашумели, обсуждая футбол, пигмеев, негров и корабельных матерщинников

- Тихо, тихо! Продолжим… Шаповалов, веди собрание! - замполит раздраженно побуждал комсомольского секретаря к действию. Утихомирили. Малых опять задремал. Илин плавно и умело переместился в область международных отношений, агрессивной внешней политики вероятного противника. В этом деле он чувствовал себя большим специалистом.

- И конкретно, об-тыть! НеоколоОНАНИЗМ снова подымает голову, - из зала опять:

- Что, что, Валерий Иванович? - механик в президиуме поднял голову от стола.

- Я повторяю, об-тыть, - с пафосом повторил “артиллерист”, - неоколОНАНИЗМ снова подымает голову, что не ясно? – Илин шарил глазами по залу, выискивая непонятливых. В комсомольских рядах кто-то хихикнул. Малых сунул голову под стол и горячим шепотом пытался выручить докладчика:

- НеоколоНИАЛИЗМ, Валерий Иванович, нео-коло-ни-ализм!

- Ну, я и говорю – неоколо-о-о-нанизм, об-тыть! - механик снова подсказал: - НЕОКОЛОНИАЛИЗМ! - заместитель побагровел и с натугой пытался выговорить трудное слово, но с третьей попытки все же сдался:

- Ну, в общем, вы понимаете, о чем я говорю, об-тыть! И нужно быть особенно бдительными!

- Удвоим тройную бдительность! - раздалось из зала.

- А шуточки здесь неуместны! - окончательно обозлился “артиллерист” и завершил тем, с чего и начал: Качественно и в срок проведем доковый ремонт! - он свернул листы доклада и, вполне довольный собой, сошел с трибуны. Ему бешено аплодировали. Выступили два комсомольца. Один поддержал, об-тыть, зама в отношении мата, другой рассказал о взятых соцобязательствах, естественно повышенных относительно прошлого года. Комсомольский секретарь Иван Шаповалов пытался вытащить еще какого-нибудь комсомольца, но ему это не удалось - киномеханик Гриша Миронюк уже шелестел лентой, вставляя в аппарат "Украина" художественный фильм "Три тополя на Плющихе". Механик говорил коротко, но внимание собрания уже угасло, переключилось на "Три тополя"и прения прекратили.

- Ну, папуасы…, - неопределенно выругался “фараон”, сидевший в первом ряду. И убыл. Через два дня подводная лодка ушла в док и завод, в известную всем морякам Северного флота губу Палая, переименованную ими же в Половую, что в Екатерининской гавани налево.