Экипаж - 5 (30.09.2018)

(Часть первая)

 

И. Нойманн

 

Механики. КГДУ

( КГДУ – командир группы дистанционного управления)

 

Смотри в табло...

 

(правило управленцев)

 

Лисицын и другие КГДУ управляли энергетической установкой подводной лодки. Вся автоматика и дистанционные приводы заведены на пульт управления ГЭУ – главной энергетической установки. Основная задача Лисицына - управлять автоматикой ядерным реактором с *ВВМУПП (высшее военно-морское училище подводного плавания).

Вычислить пусковое положение компенсирующей решетки, осторожно поднять ее ″шагами″, пока не дрогнет стрелка прибора, когда реактор „пошел”, полетели нейтроны расщеплять атомы и началась управляемая цепная реакция. Развели пары, дали на турбину и… поехали. Сложнее Лисицыну. Когда задают ход с “малого” на “полный” - ядерный реактор начинает ”разгоняться” от температурного эффекта в активной зоне и аварийные стержни могут его заглушить по сигналу „превышение мощности на 20%”. Держи ухо востро - или не выполнишь заданный ход или спалишь реактор. Когда на табло выпадает сигнал “превышение на „20%”, все стержни и компенсирующая решетка реактора летят вниз. Тимофей в экстазе бросается на ключи и кнопки лавиной, приводит автоматику в полный беспорядок, если вовремя ее не восстановит до нормального состояния оператор Донцов. Он бьет Лисицына по рукам, подхватывает управление и нормализует ситуацию. А эти… стратеги, в центральном посту, до сих пор не поймут – ну, нельзя с „малого” сразу на „полный” и требовать, чтобы корабль рванул. Впрочем, кто их знает, может обстановка такая, что нужно быстро бежать... Они же не объясняют... Тимофей написал в своих соцобязательствах замечательные пункты:

- “11. Мурло – в табло!” и

- “12. Каждый нейтрон в ядро!”

“Мурло” вычеркнул заместитель командира по политической части В.И. Илин, как не очень печатное, а „каждый нейтрон” оставил, надеясь, что у Лисицына это получится. С физикой у зама было слабовато...

Лисицын пришел в училище с торпедных катеров, на которых честно отслужил положенных тогда четыре года. На подводной лодке после училища он уже шесть, в начальники не хочет, списаться не может. Нет такого закона, чтобы Тимошу под белы рученьки да в родной Псков на должность… Если только по здоровью, но псковитянин Тимофей генетически здоров. Что делать? Может, временно злоупотребить алкоголем и пожаловаться на сердце? Такую тактику и избрал капитан лейтенант.

В кардиологии нужно побывать не менее трех раз, чтобы выявить хворь и оформить списание с корабля официально... Вскоре постоянного пациента Лисицына в госпитале знали уже, как родного, но в третий раз все же не приняли, ввиду явки на обследование под изрядной “мухой”... На обратном пути Лисицын поймал доверчивую кошечку флагманского механика флотилии Завадовского и на изумленных глазах хозяйки, растянув роскошную пушистую шкурку, вычистил ботинки.

Лисицын неумеренно увлекся этим способом списания с флота и, будучи по путевке на черноморскомвоенном курорте по причине непросыхающего пьянства три дня не мог выговорить свою собственную фамилию, которой заинтереовался главный врач, за что и был отчислен из санатория с“телегой” на Северный флот.

Позже, когда у Тимофея обратного хода от бутылки уже не было, комиссия отдела кадров ВМФ списала его за алкоголизм и „дискредитацию звания советского офицера”. На комиссию Лисицын явился пьяный, бил себя кулаком в грудь и убеждал, что очень хочет служить. И правильно сделал, иначе его бы не списали.

 

Матрос Шаповалов

 

Должны офицеры рядовыхъ къ ихъ службе и работе побуждать

 

и прилежно смотреть, чтобы все исправно было зделано, а кто

 

въ томъ мешкателенъ обрящется, оный жестоко наказанъ будетъ

 

(Уставъ Морской Петра перваго.

 

1720г Книга Четвертая. Глава третья ст 40)

 

Старшине 2 статьи Шаповалову сегодня - 20 лет. Иван турбинист и его специальность - маневровое устройство турбины. Им он задает обороты, меняет ход, управляет двадцатью тысячами лошадиных сил. Маневристы в турбинной команде своего рода привилегированные интеллигенты. Не каждый может быть таким специалистом. Нужна тонкость организации, интуиция и чувствительные руки. По случаю юбилея Ивана пригласили в центральный пост, разрешили посмотреть в перископ, покрутить рули и вручили бездну всяких вкусных вещей - сгущенку, шоколад, низку вяленой тарани и, наконец, пирог с повидлом и цифрой 20 на нем. А друзья на бачке увеличили его долю сухого вина до ощутимого результата.

- Ваня, ну, что нового появилось в твоей жизни на 21-м году, открылись какие-то новые горизонты, перспективы? - спросил его вахтенный механик Шарый.

- Все нормально, товарищ командир. Хорошо жить на белом свете! – скаля зубы, ответил жизнерадостный русский матрос Иван Шаповалов с румянцем во всю щеку, допивая сгущенку.

- А сколько вам лет, тыщ командир?

- Тридцать шесть! Что - много?

- Да вы что-о-о! – ужаснулся Иван, - вы уже такой старый?? Вам же, наверно, совсем не интересно жить на свете, правда?

- А до какого возраста интересно, как ты считаешь?

- Ну-у-у, лет так до 25-26…максимум. А дальше – мрачно…

- Чудак ты, Иван! Ты еще не знаешь, что в мои 36 жить в сто раз интереснее, чем в твои 20, но Шаповалов не поверил.

 

Матрос Магомадов

 

Офицеры и прочие, которые в его ВЕЛИЧЕСТВА Флоте

 

служатъ, да любятъ друг друга верно, какъ христианину

 

надлежитъ безъ разности, какой они веры или народа ни будутъ

 

(Уставъ Морской Петра Перваго.1720г. Книга 3)

 

Зачем магомадовых присылают на флот? Какой урод - кадровик совершает это преступление перед человечеством? Магомадов родом из горного азербайджанского села и русским владеет на уровне человека в состоянии сумеречного сознания… До призыва на военную службу на русском языке практически не говорил. Проще выучить азербайджанский, чтобы с ним как-то общаться, чем переводить с его русского на общеупотребляемый.. Он смотрит на все, что его окружает, с нескрываемым удивлением, смешанным с испугом человека, внезапно оказавшегося на Марсе... Восемь месяцев в учебном отряде из него ковали специалиста для атомной подводной лодки и слепили для комдива – два “Аниса” (капитан-лейтенанта Анисина) электрика Магомадова, как для Робинзона Пятницу. Он сразу попросился на камбуз и признался, что в электричестве не разбирается. Если, конечно, перевод был сделан правильно. Но он беспрестанно повторял – „люля-кебаб, люля-кебаб” и потому был определен в пищеблок. Там и прижился. На ежегодной водолазной подготовке на него надели ИДА-59, зажгутовали аппендикс гидрокомбинезона и объяснили, что он в составе трех человек будет для тренировки проходить через торпедный аппарат. Пока сухой, чтобы освоиться. Потом мокрый! Из запотевших стекол снаряжения на Шарого смотрели полные первобытного ужаса черные глаза подводника Магомадова.

- Вы в аппарате, я даю один удар по корпусу, это значит – как себя чувствуете? Если все в порядке - отвечаете по очереди одним ударом. Поняли? Я даю два удара – имитируем подачу воды. Если все в порядке, вы отвечаете по очереди двумя ударами. Я даю три удара – открываем переднюю крышку, вы стучите по очереди тремя ударами и выходите из торпедного аппарата. Понятно? Пошли! - трое втянулись в торпедный аппарат. Последний – подводник Магомадов. Один удар. В ответ по очереди – один, за ним второй... Третьего нет. Еще раз – один удар. В ответ по очереди два.

- Открывайте заднюю крышку, вынимайте его! – вытащили, инструктаж повторили. Понял? Кивает головой – понял, но смотрит с ужасом. Мичман Гудимов нагибает его, чтобы всунуть в торпедный аппарат. Сопротивляется. Вырывается из крепких рук инструктора и через клапанную коробку спасательного гидрокомбинезона подводника хрипит:

- А дывер када откырыват будеш? - что в переводе с Магомадова означает:

- А дверь когда открывать будешь

- Раздевайте его, кина не будет! Мне еще пятьдесят человек пропустить нужно! - командует Андрей и Магомадова раздевают, к его удовольствию. А что будет делать подводник Магомадов, если ему в аварийном случае придется спасаться методом выхода через торредный аппарат? И кто будет виноват в его гибели? Этого не знает никто. Никто и не будет…

 

Старшина Миронюк

 

Лицо подчиненное передъ лицомъ начальствующимъ

 

должно иметь видъ лихой и придурковатый, дабы

 

разумениемъ своимъ не смущать начальство

 

(Указъ Петра1 от 9.12.1709г)

 

Спецтрюмный Гигорий Миронюк - земляк старшего помощника Коваля и, в бытность на старпомом в экипаже Петр Иванович питал к нему родственные чувства. Он заведовал механизмами реакторного отсека, поэтому и назывался специальным трюмным. Миронюк с радиоактивностью на „ты”, ел и спал в реакторном отсеке, что, вообще говоря, строго запрещено, ввиду несовершенства биологической защиты. Даже в море, когда реактор на мощности и его положено осматривать один раз в полчаса, старшина 1 статьи торчал там. Миронюк не прост, держится с украинской хитринкой, но дело свое в отсеке знает отлично.

При погружении с аварийным дифферентом на нос 20 градусов, когда нержавеющая палуба стала уходить у него из-под ног, Григорий карабкался по скользким нержавеющим плитам с остановившимися от ужаса глазами и бормотал:

- Два месяца до ДМБ! Два месяца до ДМБ! – и сбил ногти до крови.

В доке Миронюк с земляками выпил втихаря полканистры выданного для протирки пойла, которое капитан-лейтенант Лисицын, и за спиртное-то не посчитав, рискованно сунул за трубы в реакторном отсеке. На удивление, не отравился - не взяло!

 

Экзамен – SOS

(SOS – cигнал бедствия)

 

Экипаж предъявил штабу дивизии во главе Караваевым учение по борьбе за живучесть в море. Матросы и офицеры лихо отработали все вводные учения в условиях, приближенных к боевым. Тушили пожары, заделывали пробоины, включались в дыхательные аппараты и даже умело сработали по неожиданной вводной дотошного и занудного заместителя флагманского механика Калисатова. Всплыли. Штаб и офицеры корабля собрались на “разбор полетов” в кают-компании. Вахтенный офицер Сапрыкин с боцманом Гучкасом отсемафорились береговому посту СНиС позывными - свои. И “поплыли” дальше. Из рубки радистов вынырнул связист Паша Могилевич и попросил вахтенного механика Шарого запросить “добро” у комдива на сеанс связи.

- Добро, - ответил из второго отсека Караваев .

- Добро, - передал Шарый Могилевичу.

Через пять минут снова Павел:

- Андрей передай комдиву, радио дано, квитанция получена – Шарый доложил во второй отсек. Содержание типично - всплыли в полигоне, наши координаты, работаем по плану. Короче - у нас все в порядке. Однако минут через десять белый, как бумага, Могилевич высунулся из рубки и горячим шепотом, вращая в возбуждении воспаленными глазами, прохрипел Шарому:

- Андрюха, кранты! ЧП! Передали оперативному сигнал СОС!

- Как? Ты же доложил, что все в порядке и квитанция…

- Да в том-то и дело… И квитанция есть… Все есть. Только радио не то передали! Боролись за живучесть натурально и ленту с аварийным сигналом заправили в аппаратуру, бля… Зови Караваева в ЦП.

- Второй! Попросите командира дивизии в центральный, - передал Шарый.

- Ну, что там у вас? - раздраженно прогудел Караваев, - вы нам дадите, наконец, работать?

- Тыщ комдив, радио… - замогильным голосом начал Могилевич.

Через минуту Караваев был в центральном посту:

- Ну?

– CОС передали, товарищ комдив!

- Как СОС? Какой СОС? Вы что – охренели? Могилевич, Могилевич!!! – лоб Караваева покрылся крупными бисеринами пота. Он в секунду прокрутил в голове все последующие события, начиная с выхода отряда кораблей Северного флота на поиски подводной лодки и кончая собственным снятием с должности за вопиющее безобразие со связью.

- Могилевич! Ты – м-м-удак! - заикаясь определил Могилевича комдив, лихорадочно соображая, как выпутываться.

- Так точно, тыщ комдив, - соглашался Могилевич, - так точно!

- Могилевич, ты мудак, мудак! – в исступлении повторял Караваев. Могилевич беспрерывно соглашался.

- Дай радио оперативному, что первое ошибка! – как бы не так, Пашка это и сам сообразил. Только ведь ответа – ноль.

- Давал, тыщ комдив, квитанции от них нету! Нет подтверждения, что приняли!

- Еще давай, - орал Караваев, к нему вернулась сознание.

- Еще давал, нет квитанции! - лепетал несчастный Могилевич.

- Долбодятел ты, Могилевич, и обалдуй! Ты понимаешь, в какое говно ты нас вляпал? Командир! Леня, иди сюда, полюбуйся, что тут твои засранцы натворили! Мостик! Запросите семафором пост СНиС. Передайте, что радио ошибочно! Да не вообще радио, а первое, где СОС!

- Товарищ комдив! - отозвался с мостика вахтенный офицер Сапрыкин, - пост СНиС не отвечает. Мы полчаса тому назад передали им наши позывные, на посту СНиС дежурный матрос, получив позывной семафором, снова увлекся детективом и уже не обращал внимание на лодку, справедливо полагая, что разговаривать с подводниками больше не о чем.

- Продолжайте вызывать! А ты что стоишь, Могилевич, расплылся тут? Марш в рубку, вызывай оперативного по УКВ! Я вас всех научу, как надо родину любить, сборище охломонов! Я вам покажу вторую задачу, вы у меня из моря не вылезете! - бушевал Караваев.

А тем временем на Северном флоте сыграли боевую тревогу. Отряд кораблей и аварийно-спасательные суда снимались с швартовых на поиск и оказание помощи аварийной подводной лодке. С черно-морских курортов отозвали офицеров штаба и технического управления… Наконец, связь с оперативным дежурным штаба флота состоялась по УКВ. Командующего флотом остановили уже на трапе эсминца под парами – отбой, ошибка экипажа. Все облегченно вздохнули. Миллионы рублей и должности были спасены. После швартовки и подачи трапа командир дивизии Караваев напоследок в сердцах выдрал помощника командира:

- Сапрыкин! Трап - это лицо корабля! А у тебя это разве лицо? Это же не лицо, а обосранная жопа старого африканского носорога! Я вам покажу – спасите ваши души! Я вам…, - и он, нахлобучив фуражку по самые уши, сошел с корабля, козырнув военно-морскому флагу. Экипаж живо обсуждал событие и возможные последствия. Как ни странно, все остались при должностях. Караваев получил внушение от командующего флотом и поделился с командиром Марковым. Но задачу № 2 экипажу все-таки зачли.

 

Замполит Илин

 

- Шарый, зайдите ко мне в каюту, - мрачно прогундосил замполит Илин.

В каюте политработника курсант - практикант рисовал стенгазету. Андрей, радостно возбужденный после напряженного дня и хорошего результата, весело поздоровался:

- Я вас слушаю, Валерий Иванович!

- Да-а. Плохо, плохо, Андрей Викторович, об-тыть! - уныло начал заместитель командира по политической части, шморгнув носом.

- Что плохо-то? Наоборот, все хорошо – задачу сдали! - Илин первый раз в жизни сдавал курсовую задачу с экипажем на корабле.

- Да вот с соцобязательствами ваших подчиненных. Забраковал политотдел!

- Неужели „неуд”? - удивился Шарый, который все листки соцобязательств, помнится, проверил лично и собрал в папку.

- Да нет, об-тыть, поставили тройку, но дело серьезное.

- Неужто какая антисоветчина...? - подумал про себя Андрей, - что же там не так? – вслух, а сердце екнуло.

- А вот посмотрите. Вот тут. Та-ак... Вот. Шаповалов Иван вызывает на соревнование вашего матроса Фархутдинова. Так? Теперь смотрим... Фархутдинов... Вот!… А Фархутдинов Шаповалова не вызывает! Это как понять? - Илин сурово насупился.

- Валерий Иванович, да вы это... что? Серьезно? Да плюньте вы на эти мелочи. Мы задачу сдали, Валерий Иванович, понимаете – задачу! А замечания... Они всегда были, есть и будут. Штаб ведь тоже должен отрабатывать свой хлеб, а иначе какие они…?

- Вы не понимаете! - голос Илина вдруг зазвенел, явно рассчитанный на внимание практиканта – мерзкая и мелочная попытка самоутверждения! – социалистическое соревнование... еще Ленин учил..., - и замполит в сердцах швырнул Андрееву папку с соцсоревнованиями на стол, - взметнулось облачко пыли, - вы ответите, Шарый, об-тыть, за своюх алатность.

- Валерий Иванович, - вспылил Андрей, - да из всей этой галиматьи нужно выбросить почти все и никому не морочить голову. Оставить два – рацпредложение и помощь молодому в освоении специальности. Это порыв души! А все остальное записано в Уставе и ничего не нужно высасывать из пальца!

- Что-о? Не надо? Филькина грамота? Высасывать? Да вы что, Шарый, об-тыть, в своем уме? – в шоке заорал вдруг фальцетом Илин. Шарый развернулся к двери и огрызнулся:

- Я в своем, а вы? На досуге научитесь разговаривать со старшими по званию! Доктор Ревега, выборный секретарь парторганизации, уговаривал Андрея после инструктажа у Илина:

- Иди, извинись! Он же тебе гадостей наделает. Ты знаешь, что он тебе инкриминирует? Непонимание роли социалистического соревнования в армии!!! Вот что! Ты представляешь, что это для тебя значит?!! В смысле…дальнейшей службы

- Да пошел он... знаешь куда? И ты вместе с ним, миротворец хренов! - доктор знал, куда идти.

А Илин нервно ходил по коридору, косясь на открытую дверь каюты Шарого и ожидая явки с повинной. Напрасно! Шарый, взбешенный тоном разговора и пустяковыми обвинениями замполита, возведенными едва ли не в воинское преступление, не собирался виниться.

- Дурак ты, Шарый! Из-за твоего ослиного упрямства... он же тебе припомнит! - пытался уговорить друга доктор.

Ревега не ошибся. „Артиллерист”, конечно же, припомнил – зарубил представление на „Красную Звезду” с формулировкой – „командир подразделения, имя - рек, не понимает роли социалистического соревнования!” Вполне достаточно, чтобы не только зажать награду, но и... обвинить едва ли не в государственной измене. А сколько еще интересных характеристик натаскал “артиллерист” в известные инстанции?

 

Контрольное плавание

 

Скрытность – главное достоинство ПЛ

 

(Стефан Джевецкий - конструктор подводных лодок.)

 

Слой скачка в море - это граница водяных сред с разными удельными плотностями. Для подводной лодки - это шанс скрыться ниже слоя скачка по глубине, чтобы акустический сигнал, излученный вероятным противником, частично отразился на границе и не достиг корпуса. Дополнительное условие скрытности. А скрытность для подводной лодки это главное ее достоинство.

Перед дальним походом экипаж в контрольном плавании. Командир, теоретически подкованный в академии и выполнявший все параграфы всех без исключения наставлений, скрупулезно гонял субмарину четыре раза в сутки по глубине – от 40 до 240 для снятия гидрологического разреза. Чтобы найти этот самый слой скачка. Занятие, надо сказать, утомительное и чреватое неожиданностями, но… необходимое. Хотя после ремонта лодка и прошла глубоководные испытания с погружением на предельную глубину, ежедневное четырехразовое гуляние в таком диапазоне вызывало у механика чувство неясной тревоги. 4 раза в сутки корпус сжимался и разжимался давлением от 4 до 24 атмосфер на каждый квадратный сантиметр. Первой заполнилась цистерна быстрого погружения. Лодка стала на 25 тонн тяжелее. Пришлось откачать из уравнительной цистерны за борт, чтобы удифферентовать корабль. За ней заполнилась цистерна замещения ракеты. Механик, капитан 2 ранга Малых, волновался:

- Товарищ командир! Может, не будем ее 4 раза туда-сюда? - но командир обрезал:

- Механик! Опять эти твои штучки! Это же подводная лодка, а не молоковоз! Ты мне тут не списывай собственное безделье в доке и не прикрывайся! - опять МОЛОКОВОЗ!!

Механик подсчитывал убытки. Следующей заполнилась кормовая дифферентная цистерна. Дифферентовку стали делать необычным способом, который всегда находит хитрая на выдумки голь. Короче, лодка по своим качествам действительно стала напоминать молоковоз. Но 4 раза в сутки от 40 до 240 - по всем правилам. Заключительный аккорд прозвучал при очередном всплытии на 40 метров после снятия гидрологического разреза. Из смежного отсека по «Каштану» раздался тревожный доклад:

- Аварийная тревога! В прочный корпус поступает вода! – командир успел втолкнуть механика Малых из центрального в аварийный отсек до того, как его задраили намертво, хотя это и не по правилам “Наставления по борьбе за живучесть – НБЖ ПЛ - 60”. Вода свистит веером, давлением 4 килограмма на каждый квадратный сантиметр, по периметру люка для погрузки аккумуляторов. И воздух в отсек не дашь, потому что – на подволоке. Что делать? Что делать! Выхода два. Всплывать или погружаться. Командир кричит по громкоговорящей связи:

- Меха-а-ник!! Доклад! Доклад! Доклад немедленно! - мама моя родная, как орет! Сигнал аварийной тревоги рвет натянутые струнами нервы… В отсеке мечутся матросы - ракетчики, закрывая полиэтиленовой пленкой приборы ракетной стрельбы. Матерится командир БЧ-2 Цыбешко. Всплывать нельзя, светлое время суток, а вероятный противник бдит. Нельзя обнаруживать себя. Только уж в крайнем случае! Но крайний случай, кажется, еще не наступил…

- Командир! Погружаемся! - кричит Малых.

С нарастанием глубины люк должно прижать забортным давлением, и течь прекратится. Должна прекратиться! А если нет? Корабль тяжелеет и с каждой сотней литров принятой из-за борта воды будет погружаться все быстрее… Успеем ли? А глубина под килем? Кажется, 5 тысяч метров! 5 километров! Мама моя… Напрасно старушка ждет сына… Мысли вихрем несутся в голове… Все вымокли до нитки, а вода в Баренцевом море прохладная, хотя и лето… 45 метров, 50, 55, Течь уменьшается!!! Слава Богу, пронесло! Все правильно - люк прижало и на 65 метрах течь прекратилась!

- Механик! Ну и – что? Я теперь буду плавать на глубине 65 метров?

- Товарищ командир! Нужно всплывать ночью и подтягивать шпильки на всех люках выше ватерлинии, где сможем, - доложил мокрый с головы до пят Малых, - пока мы гоняли лодку до 240 и обратно, шпильки растянулись и люки при всплытии потекли.

- Вот я тебе и говорю – в доке груши околачивал, водку пил по кабакам, с девочками… а теперь – люки, шпильки, горловины... Я тебе припомню, мля... дай только вернемся в базу. Папуасы… - стравил пар „фараон”.

По приходу в базу неисправности ликвидировали. Офицерам и матросам механической боевой части это стоило 3-х дней предпоходового отдыха. Да чего уж там…

↑ 685