Нелли Косско
После нашего феерического праздника времени на «раскачку» нам никак не давали: телефоны в редакции не смолкали ни на минуту, взрывая тишину и нарушая рабочую атмосферу, но как это объяснить читателям, жаждавшим поделиться своими восторгами и впечатлениями и задававшим один и тот же вопрос: «Когда следующая встреча?»
Прогресс налицо
А нам надо было срочно готовить очередной номер, тем более что с некоторых пор мы стали выходить два раза в месяц и в том же составе. Хотя нет, не совсем так – наши ряды пополнила Нина Паульзен, журналистка, прекрасно владеющая немецким языком. Это позволило нам выпускать приложение к «Восточному экспрессу» на немецком языке, которое, как с доброй иронией сказал один из наших сотрудников, имея в виду упрощенный немецкий язык, подходило под определение «простенько, но со вкусом». Это была своего рода «дайджест информация», к которой мы вынуждены были прибегать, учитывая весьма скромные языковые познания наших читателей. Зато многие из них могли самостоятельно прочесть ту или иную статью на немецком языке и испытать чувство огромной гордости: прогресс налицо, значит − возьмем и эту крепость!
А нас понемногу начинало лихорадить: доходы от подписки и рекламы, как объяснил мне мой компаньон, господин П., ведавший вопросами финансов и рекламы, едва покрывали расходы на оплату персонала, бюро, техники, печать, не говоря уж о внеплановых или непредвиденных расходах, какими было, к примеру, финансирование встреч земляков, подобных той, какую мы провели в Реда-Виденбрюке.
Какое-то время была надежда на сотрудничество с Землячеством немцев из России, где тем временем сменилось руководство и в вопросе русского языка верх одержал здравый смысл. Но и этой головной организации переселенцев не удалось заручиться поддержкой официальных инстанций, где продолжали твердо придерживаться принципа «только немецкий и только на немецком». В результате ряда безуспешных попыток Землячеству тоже пришлось отказаться от идеи издания русскоязычной переселенческой газеты.
Беда одна не приходит
Как бы то ни было, издание русскоязычной газеты в Германии упиралось в проблему финансирования. Тем не менее, они появлялись в Германии, как грибы после дождя, и так же быстро и бесславно исчезали одна за другой. Наш «экспресс» в начале нулевых тоже уже не мчался так уверенно и победоносно, как вначале, но все же катился спокойно и ровно. Казалось, ничего не предвещало беды, как вдруг, словно в мрачной сказке, на горизонте появился деловой «новый русский», этакий мистер-твистер, которого мутные волны перемен в России прибили к берлинским берегам. Только скупал новоявленный «мистер-твистер» не пароходы и заводы, а… газеты! Причем газеты русскоязычные. Ну, скупает и скупает, мне это было как-то безразлично, пока мой компаньон вдруг не стал заводить на эту тему разговоры. Однажды он осторожно заметил, что «мистер-твистер» проявляет интерес и к нашей газете.
Я насторожилась – это был сигнал об опасности. С другой стороны, это мог быть выход из тупика: если появятся деньги, жизнь «Восточного экспресса» будет продлена на годы вперед (так мне, по крайней мере, казалось!), не надо будет маяться да мучиться, ломать голову и трепать себе нервы в поисках выхода, как бы заработать денег, чтобы можно было работать нормально: посылать редакторов в командировки, закупать у журналистов и фоторепортеров хорошие, добротные материалы. Боже мой, как бы было здорово, если бы можно было позволить себе такую роскошь и не трястись над каждым пфеннигом! Тем не менее, я старалась, как говорят, «не заморачиваться».
Но в один из своих визитов в редакцию господин П. заявил, что у газеты, т.е. у нас с ним, в банке накопился огромный долг – 450 тысяч марок! Меня обуял ужас: ровно столько стоил мой дом, который я имела неосторожность заложить в качестве гарантии газеты в банке! Страшно было подумать, что произойдет, если долг не удастся погасить – у господина П., как он уверял, не было за душой ни гроша.
Либо дом, либо газета
На следующий же день из Берлина поступило конкретное предложение о купле-продаже газеты: «Восточный экспресс» переходит в собственность «мистера-твистера», но продолжает существовать как приложение к его газете, он перенимает наши долги и возвращает нам уставной капитал – вот и вся недолга.
Я заколебалась: все выглядело довольно прилично, даже приемлемо, газета сохранится – пусть и в виде приложения, я (а это было еще одно из его условий) остаюсь главным редактором своего детища, т.е. по сути ничего не изменилось бы − так могло показаться. И тем не менее, я колебалась, будто чуяло сердце: быть беде! Но и выбора у меня не было − не могла же оставить свою семью без крова!
Правильно в народе говорят: пришла беда, открывай ворота! Истину этой пословицы я смогла проверить сполна: до обещанного приложения дело даже не дошло, в новой газете наша переселенческая тематика присутствовала на нескольких страницах, число которых с каждым номером безжалостно сокращали, пока не осталась одна: «Наш дом − Германия». Когда же по поводу моего репортажа с митинга у Бранденбургских ворот, посвященного скорбной дате изгнания немцев с берегов Волги, мне было сказано: «Наша газета – не Стена Плача для российских немцев», я из газеты ушла.
А по Германии поползли слухи о том, что «Косско предала своих читателей и продала нашу газету за три миллиона», − пожалуй, самое обидное во всей этой истории. Но правду о подоплеке этих событий читатели так и не узнали, так что почва для слухов была благодатная.
К слову: возмущение тем фактом, что я, якобы, продала газету, еще одно свидетельство «социалистического мышления». Мои немецкие друзья никак не могли понять суть возмущения «читательских масс». И то правда: ведь если отвлечься от эмоций, то дело предстает таким образом: мой товар, моя вещь, хочу продаю, хочу - нет, хочу - за миллион, хочу за два или три, а хочу – за одну марку! Ведь речь шла о частной собственности, принадлежавшей лично мне.
Однако наш социалистический социум не хотел понять, а тем более принять простейшую заповедь рыночного хозяйства. Но от понимания абсурдности этих обвинений легче не становилось, хотя о каких миллионах могла идти речь? Продать газету, да еще русскоязычную, даже за сотню тысяч марок, было желанием из области фантастики.
Надо ли говорить, что шок от такого поворота событий был глубокий, я была близка к нервному срыву: потеряны смысл, дело моей жизни, без которого я уже не мыслила своего существования. И вдруг – пустота, черная, страшная пустота, образовавшаяся там, где до этого была моя Вселенная.
Тысячу раз прав мудрец, сказавший, что ни одно страдание не вечно и что человек способен многое вынести. Ну, как же тут поспоришь, уж мы-то это проходили, опыт богатый... Вот и теперь, собрав все силы в кулак, я, как взаправдашний ванька-встанька, снова встала на ноги: мне понадобился год, чтобы выйти из ступора и зажить более-менее нормальной жизнью. Но даже сейчас, пятнадцать лет спустя, я не могу объяснить ни себе, ни окружающим, почему мне ни разу не пришло в голову поинтересоваться, откуда у нас тогда внезапно появился такой огромный долг и почему я была поставлена перед выбором: либо дом, либо газета?
Но надо было жить дальше. Я начала собирать себя по маленьким кусочкам, по крупицам, искать новое занятие, новое дело жизни – на седьмом десятке жизни задача, согласитесь, не из легких. Нет, материально все обстояло благополучно: прослужив на «Немецкой волне» почти 20 лет, я заработала приличную пенсию, на которую можно безбедно существовать. А вот поиски «дела» немного затянулись, но в конце концов я нашла и его. Тот, кто меня знает, не будет долго гадать, куда повела меня моя стежка-дорожка… Правильно – к мои землякам! Ну, а газета… Боль утраты со временем, конечно, притупилась, но рана не затянулась и по сей день.
Продолжение следует