(мемуары)
Мартин Тильманн
Было лето 1939 года. В те годы школа устраивала иногда походы в кинотеатр. Он находился на улице Шамсинской в большом зале здания треста «Киргизтранс» города Токмака, куда нас, семью «врага народа», выслали из столицы. Все становились по классам в колонну и под марш школьного духового оркестра отправлялись в кино во главе с директором школы и классными руководителями. Это были незабываемые походы. О них потом хватало разговоров на целую неделю.
В Токмаке в первой половине июня широко праздновался древний праздник летнего солнцестояния - «Иван Купала». Особенно были ему рады дети... В этот день они без боязни быть наказанными могли облить водой любого прохожего – некоторые очень сердились.
Как-то мимо проходил мужчина средних лет в белом полотняном костюме. Дети облили его. О, что тут было!.. Пошёл жаловаться родителям. Он, видите ли, приезжий и, если бы знал, что в этом городе живёт столько хулиганов, ни за что бы ни приехал... Его больше всего беспокоило, как он в таком виде покажется в Горсовете. Как будто там не знают, что почти все горожане находились в таком же виде – посмеялись бы над детскими шалостями... Однако, не всем дано чувство юмора и не все знают, что представляет собой праздник «Ивана Купала», а вода-то была чистая, родниковая, в Токмаке её уйма.
Наступило жаркое лето. Я окончил три класса, и прежде чем распустить учеников на каникулы, все должны были отправиться на сельскохозяйственные работы. Наш 3-б класс попал в колхоз «Авангард». Школьников привезли на подводах на полевой стан, который находился на краю большого пшеничного поля. В том году пшеница созрела рано. Поле было скошено комбайном; оставалось собрать колосья. Каждому школьнику вручили мешок, и дело пошло... Прежде чем поехать на сельскохработы, учителя провели с ребятами беседу о пользе сбора колосьев и о том, сколько пудов хлеба, так необходимого стране, можно собрать руками школьников. Мы были горды, что нам поручили такую благородную, ответственную работу, и трудились усердно.
К обеду все школьники собрались на полевом стане. Ещё издали мы уловили необычайно приятный, но незнакомый запах. На длинных деревянных столах стояли гончарные миски с дымящимся борщом, а возле каждой миски лежала украшенная старорусским орнаментом деревянная ложка. На определенном расстоянии друг от друга лежали горки нарезанного свежего, ещё теплого, ржаного подового хлеба. От него-то и шёл этот изумительный запах. У всех был волчий аппетит. После обеда полагался час отдыха, а затем все опять отправлялись на сбор колосьев. К вечеру, часов в семь, на полевом стане был ужин. Он состоял из молочной рисовой каши, хлеба с маслом и компота. После ужина всех отвезли на подводах в школу, оттуда каждый добирался домой сам. Так продолжалось целую неделю, затем все были отпущены на каникулы.
Там, на полевом стане, я впервые оценил вкус и запах домашнего ржаного хлеба, который ни при каком желании нельзя сравнить с заводским... Конечно, у каждого хлебопёка свой рецепт, однако домашний, да ещё ржаной подовый – это что-то особенное.
Каникулы я опять провёл в деревне, где развлекался со своими сверстниками. Иногда приходилось полоть огород и выполнять другие поручения тётушек – в деревне не полагалось бездельничать. Однако тётушки меня не очень загружали – гость всё же. За забором дома, где мы раньше жили, а позже тётушка Марта с семьей, был большой котлован. Из него когда-то брали глину для изготовления кирпича-самана, так в той местности называли кирпич-сырец. Поскольку в глину для прочности добавлялась солома, то его и прозвали саманом. Саман по-киргизски – солома. Этот котлован позже наполнили водой, и он превратился в пруд. Летом в нём купалось полдеревни, иной раз прибегали дети из соседней деревни. На зиму застоявшаяся вода выпускалась, котлован чистился и наполнялся свежей водой. Зимою пруд покрывался толстым слоем льда, в котором прорубалась прорубь. Из неё доставали воду для бытовых нужд. Здесь же на берегу устраивали водопой для домашнего скота.
В одном углу пруда было особенно глубоко, и детей предупреждали, чтобы они туда не заплывали. За ребятами, во избежание несчастного случая, во время купания наблюдали взрослые.
По приезде в деревню меня предупредили о запретной зоне, однако я решил попытать счастья. Я полагал, что городской мальчик должен показать деревенским свою «отчаянную храбрость». Как только я приблизился к опасному месту, тут же провалился в какую-то яму и ушёл с головой под воду. Вода вытолкнула меня, но лишь настолько, чтобы я смог глотнуть воздух и опять уйти под воду. Кузены увидели это и подняли крик. Тётя Марта, наблюдавшая за нами, вязала на берегу чулок. Услышав крик и увидев, в чем дело, тут же в одежде бросилась в воду и вытащила незадачливого хвастуна. От нехватки воздуха я посинел.
- Это тебе за твое хвастовство. Если говорят «нельзя», значит, нельзя! – говорили кузены. Мне было стыдно, и некоторое время я был тихим, но - недолго.
Перед каникулами я прочел книгу Джеймса Шульца «Синопа – маленький индеец», в которой рассказывалось о маленьком мальчике, который со взрослыми ходил на охоту за бизонами. У меня была хорошая память, и я рассказал сверстникам об этом мальчике. Все «загорелись» - хотели стать «индейцами» и поохотиться. Каждый сделал лук из ивового прута и натянул тетиву из шпагата. Стрелы мы изготовили из камыша, а из жести старых консервных банок сделали наконечники. Колчаны изготовили из старой клеёнки. Таким образом, отряд охотников был готов. Для убедительности за ухо заткнули по петушиному перу. Для удачной охоты не хватало только бизонов, зато были воробьи, а иногда в ожидании добычи над нами кружились вороны. Однако мы были или никудышными охотниками, или воробьи были очень ловкими - никакое петушиное перо за ухом не помогало.
Тогда «индейцы» западной половины деревни встали на «тропу войны» против восточной половины. «Война» шла «не на жизнь, а на смерть», были и раненые. Это продолжалось до тех пор, пока взрослые были в поле. По возвращению с полей нам было запрещено «воевать» с металлическими наконечниками:
- Вы что, с ума сошли, ещё глаза друг другу выбьете! Как вы потом целиться будете? – возмущались они.
Воюющим сторонам пришлось «выкурить Трубку Мира», и на этом «индейская» эпопея закончилась.
Однако мы, дети, придумали другую игру. На краю деревни был глубокий овраг. Начитавшись о том, что первобытные люди жили в пещерах, стали в почти отвесных склонах оврага копать пещеры. Эту идею подсказали не только книги, но и поступки взрослых, которые вырубали летом в стенах печи для выпечки хлеба и домашних пирогов. Печи делались очень просто: копалась горизонтальная штольня глубиной чуть больше метра, а в конце её вертикально пробивался узкий колодец-труба. Вот и вся премудрость. Затем печь прокаливали так, чтобы глиняный свод «запекался» и не грозил присыпать выпечку. Печь закрывалась заслонкой из жести.
Ребята нарыли тогда множество пещер с площадками перед входами, на которых разводились костры - очаги «племени». Жизнь пещерных людей я знал по роману «Борьба за огонь» Жозефа Рони старшего. Из книги следовало, что в те далекие «пещерные времена» огонь ценился и оберегался всем племенем. Если у кого-то гас огонь, его выкупали у соседнего племени за большие ценности. В качестве выкупа обычно служили шкуры диких животных, а у нас для этого служили овощи и фрукты. Огонь переносили в глиняных горшках. В него клали выкупленный жар, затем поверх клали сухой мох или бересту и, постоянно раздувая, переносили к своему очагу. Выкуп и сопряжённый с переносом труд заставлял жителей пещер постоянно поддерживать огонь.
Однако маленькие самодельные пещеры не удовлетворяли наши растущие потребности, и мы вспомнили, что в ближайших горах есть две настоящие пещеры. Пятеро сверстников собрали необходимое снаряжение: лопату, старую пятиметровую веревку, метровый кол, огарок свечи и спички. Положив всё это в мешок, мы, не предупредив родителей, отправились в горы. Без приключений добрались до пещер. Они начинались на дне пятиметрового провала, на склоне горы. Чтобы спуститься на дно провала, мы приступили к вырубке ступеней в вертикальной стене. На краю забили лопатой кол, к нему привязали веревку, а второй конец обвязали вокруг талии одного мальчишки, чтобы он не сорвался вниз во время копки ступеней. Работа успешно продвигалась вперёд, так как мы часто сменяли друг друга. Наконец, с копкой ступеней было закончено. При более тщательном исследовании дна провала установили, что одна из пещер имела вертикальный ствол, а другая вела наклонно вниз. Я слышал от старшеклассников, что глубину колодца можно определить, бросив туда камень, подсчитав, сколько потребуется секунд, пока он ударится о дно. Как проводился подсчёт, я не знал, но это меня не смущало. Я бросил в колодец ком земли и стал считать секунды. Досчитав до восьми, я эти восемь умножил в уме на что-то, потом на что-то разделил и сообщил:
- Эта пещера глубиной тридцать метров!
- А как ты это определил? – поинтересовались ребята.
- Я подсчитал. Так, как я считал, считают все взрослые, только мы в эту пещеру не полезем. Наша веревка слишком короткая! – авторитетно заявил я, хотя решать этот вопрос должен был мой кузен, он был старшим в группе.
Конечно, кто же полезет в такую глубину с короткой полугнилой веревкой? Такой поступок мог себе позволить только барон Мюнхгаузен, и он совершил его, когда спускался с Луны.
Решили исследовать вторую пещеру. Взяв огарок свечи, мы гуськом во главе с моим старшим кузеном стали продвигаться в глубь пещеры. Мы шли осторожно, держась одной рукой за стенку. Огарок свечи становился всё меньше и меньше и, наконец, погас. Теперь нас окружала полная темнота.
- Что будем делать? – спросил кто-то из ребят.
- Пойдем дальше на ощупь! – заявил кто-то уверенно.
Никто не хотел прослыть трусом, и мы осторожно, держась друг за друга и за стенки пещеры, двинулись дальше. Пещера была узкой. Если встать рядом, можно было нащупать обе стенки. Старший кузен был теперь особенно осторожен. Он, конечно, слегка побаивался, как и все мы, но не хотел терять своего, как ему казалось, авторитета. Наконец, он крикнул:
- Ура! Мы дошли до конца, дальше нет хода, перед нами вертикальная стена. Да здравствует наша смелость! А теперь можно идти назад, мы не встретили никаких препятствий!
Благополучно выбравшись из пещеры, мы отправились домой, довольные собой.
Взрослым я с ужасом вспоминал этот опасный поход. Ведь в конце мог оказаться такой же вертикальный провал, и никто никогда не нашёл бы нас, ибо никто в деревне не знал, куда мы ушли. И никто никогда не читал бы этих строк, но нам хотелось интересных каникул - мы изобретали...
Бонн 2015