Невинно осуждённые (31.07.2016)

(очерк)

 

Мартин Тильманн

 

В начале тридцатых ХХ столетия на всей территории СССР были созданы колхозы. На словах их создавали добровольно; на деле, кто не хотел вступать – ждало горе. Хозяйства лишались поддержки государства, а людей чаще всего просто убирали с дороги. Народ прекрасно понимал, что будет, если он откажется от вступления в колхоз. И люди с тревогой в сердцах начали их создавать. Жители немецких деревень, и не только деревень, были большими энтузиастами и мечтателями. Колхозам они давали поэтические названия, видя в этом залог будущего. Так появлялись «Рассвет», «Радуга», «Заря», «Восход» и многие другие. Это уж позже колхозы стали носить имена политических деятелей СССР.

Отмена частной собственности на землю не совсем вписывалась в лозунг: «Землю крестьянам», а, может, лозунг был неправильно понят?.. Крестьян, получавших на своих землях хорошие урожаи, не так легко было вышибить из колеи труженика, и они решили добиваться на колхозных полях таких же высоких урожаев, как прежде, когда земля была их собственностью. Это удавалось до поры, пока им разрешалось проявлять инициативу. Дух крестьянства, что понимало свой долг перед землёй, детьми, односельчанами и даже перед природой, был ещё жив.

Жители деревень всегда работали на износ, будь то дома или на колхозных полях, особенно это было заметно в немецких колхозах... Жаль, что страна Советов не оценила этот народ по достоинству. Мне, немцу, как-то неловко хвалить свой народ, но – это факт и его не спрячешь. В середине тридцатых некоторые колхозы Поволжья получали стопудовый урожай с гектара, но потом всё пошло наперекосяк.

Однако вернемся к главной теме повествования. Эта драма разыгралась в колхозе «Радуга» – одной из среднеазиатских немецких деревень. Колхоз считался благополучным, так как Правление было избрано, как и должно, из достойных односельчан. Председатель колхоза Климентьев был из пришлых, но на редкость порядочным человеком - не мешал инициативе членов правления в достижении высоких показателей. За короткое время годовой доход колхоза превысил все ожидания. Решив, что высокие показатели - главная заслуга председателя Климентьева, областное руководство перебросило его в один из отстающих колхозов, чтобы там поднять урожайность.

Кандидатуру на должность нового председателя в колхозе «Радуга» везли с собой работники райкома партии, ехавшие на собрание. Однако здоровое, крепкое Правление воспротивилось и настояло на том, чтобы председателем был избран член Правления Функ, что не входило в планы районного руководства.

Поскольку Правление осталось прежним, то и показатели колхоза остались прежними. Казалось бы, успехи колхоза «Радуга» должны были радовать руководство района, но неподчинение колхозников на последнем собрании не забылось. Районное начальство ждало удобного случая, чтобы показать народу, кто главный. И тут, как нельзя лучше, подоспели 1937 – 1938 годы – годы сталинских репрессий. Один за другим исчезали члены Правления, а затем и лучшие бригадиры. Председатель Функ остался без энтузиастов, и дела колхоза пошли на убыль. Функа обвинили в саботаже и арестовали.

Пришла беда и в семью члена Правления Артура Вибе, его арестовали одним из первых. Его жена Анна и две его дочери, Луиза и Сузанна, девяти и семи лет от роду, остались одни. Однако жизнь продолжалась. Анне помогал, насколько было возможно, муж сестры Фриды - Иван Грасмик. У Грасмика росло два сына, Густав и Артур, семи и пяти лет. Фрида была болезненной женщиной, обострение туберкулеза то и дело «сваливало» ее в постель. В те далекие годы люди лечились в основном народными средствами, одним из которых был кумыс – кобылье молоко, заквашенное особым способом. Однако болезнь прогрессировала, никакие народные средства не помогали. Вскоре Фрида слегла окончательно и больше не встала... Она умерла в 1940 году, оставив детей на попечение мужа.

Ивану Грасмику было нелегко одному заниматься домашними делами, воспитанием сыновей и работой на колхозных полях. Однако память о покойной жене и заботы о детях не позволяли ему расслабляться. Так и жили по соседству две обездоленные семьи, помогая друг другу по хозяйству.

Время шло, но от арестованных ничего не было слышно. Анна не ведала, жив ее муж или погиб в застенках НКВД. Но началась война с Германией, и село охватила волна опустошения. Поскольку немцам не доверяли борьбу с фашизмом, мужчин забирали в так называемую Трудовую Армию. Сначала забрали мужчин, а затем и женщин. Так Иван Грасмик попал в трудармию. Двух его сыновей забрала Анна, теперь в ее семье было четверо детей 9-13 лет. Было тяжело. Колхозная работа не оплачивалась - выручал приусадебный участок. Чтобы получить высокий урожай кукурузы, нужно было потратить много труда и времени. Только где его взять, если целыми днями вместе с детьми приходилось пропадать на колхозных полях, так что для домашнего труда оставались только лунные ночи и утренние зори.

Анна работала на сахарной свекле. Ей был выделен гектар земли, за урожайность которого она была в ответе. Едва показывались первые ростки, начиналось прореживание. Следовало оставлять по одному ростку на небольшом расстоянии друг от друга. Чтобы быстрее закончить эту изнурительную работу, от которой болели руки и спина, Анна брала с собой детей, которые работали в меру сил. По ночам им снились кошмарные сны с бесконечными полями, на которых они кланялись на коленях сеянцам-мучителям.

Но так работало большинство женщин колхоза. Оставались последние ряды, а первые зарастали уже сорняками. Сорняки собирались и выносились за поле, а оттуда - домой на корм скоту, благо, это пока не запрещалось. Борьба с сорняками продолжалась до глубокой осени. Особенно тяжело было осенью во время уборки свеклы. Ее выкапывали лопатами, собирали в кучи, очищали от ботвы и особыми, тупыми вилами грузили в автомашины с высокими бортами. Дети тоже помогали - бросали в машину по одному клубню. Поскольку у детей не хватало сил добросить её до цели, свекла то и дело ударялась о борт, отскакивала и попадала им в головы.

Шла война... Страна находилась в тяжелейших условиях, лучшие работники находились на фронте либо в «Трудовой армии», томились в тюрьмах, лагерях или были расстреляны, о чем большинство жителей не знало, надеясь все ещё на встречу. Стране требовались рабочие на военные заводы и лесоповал.

Выходили всё новые указы и постановления, в трудармию стали брать женщин, у которых были малые дети. Никакие законы не могли обеспечить нужное количество рабочих рук, и ответственные работники подтасовывали документы. Однако простой народ об этом не знал - жил в уверенности, что люди охраняются законом.

Однажды Анна шла по пыльной дороге с поля под впечатлением тяжелых дум о муже и голодных детях. Вдруг она увидела колосок пшеницы. Как истинная крестьянка, она его подобрала и пошла дальше. Анна собрала в пыли шесть колосков, поминутно принюхиваясь к запаху спелой пшеницы, вспоминая время, когда мужчины были еще дома и все вместе занимались обмолотом. На подходе к селу Анну остановил оперуполномоченный НКВД:

- Вы почему пшеницу воруете? – спросил он жестко.

- Я не воровала, я подобрала их в пыли на дороге... - испугано ответила Анна.

- Вы что, указа не читали: «Все – для фронта, все – для победы»? Вы своим воровством помогаете фашистам. Каждый колосок должен служить государству! – кричал он.

- Я не умею читать по-русски, но раз Вы говорите, то я отнесу колосья на ток, – попыталась Анна сгладить свою «вину».

- Нет, теперь Вы пойдете со мной в контору, и мы составим акт, чтобы и другим не повадно было! – потребовал уполномоченный.

Он повел Анну в контору колхоза, составил акт, что она украла с проходящей подводы сноп пшеницы, и дал Анне подписать. Не умея читать и подумав, что речь идет о шести колосках, она подписалась. Через три дня состоялся выездной суд, и Анну приговорили к одному году трудовых лагерей. Ни слезы детей, ни слёзы самой Анны не помогли, ее тут же увезли...

Дети вынуждены были учиться выживать. Девочки вели домашнее хозяйство, а мальчики заготовляли сено на зиму и, чтобы было чем кормиться, обрабатывали приусадебный участок. По истечении срока Анну мобилизовали в трудовую армию за Урал, на лесоповал, не разрешив свидания с детьми. Там было много женщин и совсем молодых девушек. Им приходилось валить лес, разделывать стволы, освобождать их от сучьев. Их собирали в кучи, чтобы осенью в дождливую погоду и холода можно было обогреться. Летом, в сухую погоду, этого делать не разрешалось во избежание лесного пожара. За тяжелую работу женщины не получали ни копейки, им полагалась лишь бывшая в употреблении одежда и скудная пища. От недоедания многие пухли и умирали голодной смертью, но в официальных документах причиной смерти указывалась другая.

Анне повезло, ей не пришлось валить лес. Она обрубала сучья и собирала их в кучи, хотя это было не совсем безопасно. Сил было мало, и топор не всегда слушался, отскакивал от ствола и больно ударял по ногам. Некоторые повреждали себе ноги настолько, что их приходилось отправлять в больницу, но долго лежать не давали. Плохая одежда и плохая обувь не защищали зимой от холодов. Подмороженные пальцы ног причиняли Анне невыносимую боль. Боль держалась даже ночами. Не хватало сил, но за невыполнение нормы уменьшали пайку хлеба.

Летом было несколько легче, можно было пополнить дневной рацион лесной ягодой. Однако времени на сбор ягод не отводилось, её собирали украдкой, мимоходом хватали и бросали в рот. Много неприятностей летом доставляли комары. Они разъедали тело, действовали на психику, иногда казалось, что комары выйдут победителями в этой изнурительной борьбе.

В то время, как Анна работала на лесосеке, ее четверо детей мучились от холода и голода. За ними присматривали, как могли, соседи, но они и сами жили впроголодь. Собранного с приусадебного участка урожая хватало до весны далеко не всем. Зимой приходилось украдкой перелопачивать бывшие поля в надежде найти под слоем снега несколько обломков сахарной свеклы. Дети пухли от недоедания. Весной и летом выручали съедобные травы и коренья, которые находили в ближайших горах. Молодая крапива и конский щавель были великолепными дополнениями к скудной пище.

Шел 1945 год... Наконец настал Великий день – день Победы. Народ ликовал... Односельчане надеялись увидеть долгожданных мужей, отцов, матерей. Однако время шло… И только в 1947 году трудармейцеы стали возвращаться домой. Вернулась и Анна. Ее первый вопрос был: «Папа вернулся?»

- Нет, все эти годы мы были одни, но никто из нас не умер! – гордо сообщили дети.

Отец Густава и Артура, Иван Грасмик, не вернулся. Он погиб голодной смертью в Челябинске, откуда вернулось несколько односельчан. Из тех, которые были арестованы в 1938 году, никто не вернулся. Однако жены ждали... Им сообщили, что мужьям добавили срок. Так и жили обездоленные женщины – то ли вдовы, то ли нет.

Начиная с 1957 года стали поступать сведения о том, что их мужья скончались еще в 1943-1944 годах. Причина смерти – болезнь, однако место смерти осталось неизвестным. Никто из вдов не смог побывать на могиле. Прошло еще тридцать лет, и вдовам сообщили, что их мужья были расстреляны в застенках НКВД еще в 1938 году. К этому времени большинство из них умерло, не узнав правды о своих мужьях. То, что расстрелянные не были ни в чем виноваты, мало кого радовало. В селе об этом знали с самого начала...

В какой еще цивилизованной стране могло такое случиться? Расстрелять миллионы безвинных людей и скрывать это более пятидесяти лет... Так были без вины осуждены на смерть многие семьи. Во имя чего?

Минотавр требовал жертв...

↑ 1545