Трудный путь домой (гл. Языковая проблема) (30.06.2020)

 

А. Шварцкопф

 

Языковая проблема – следствие трагической судьбы

 

Многие наши дети до переезда в Германию после окончания школы начали поступать в институты и техникумы, успешно учились, получали образование и начали работать по профессиям. Если из моего поколения удалось выучиться только двоим (с учётом супругов), то следующее поколение, то есть наши дети, уже значительно больше поступало в средние и высшие учебные заведения и успешно учились и заканчивали их. В нашей родне появились инженеры, экономисты, филологи, учителя, специалисты библиотек, сельского, лесного хозяйства и другие. Но с началом эмиграции это прервалось: в союзе они уволились из учебных заведений, а в Германии не стали продолжать учёбу, не были готовы по языку да и материально не могли позволить себе это. Только двое сумели закончить университеты. Остальные стали приобретать профессии, чтобы быстрее интегрироваться. Одни нашли работу по своим старым профессиям, другие - близкие к ним или освоили новые, но все довольны и живут благополучно.

Следующее поколение, наши внуки, ещё учатся в школах, гимназиях, технических школах и техникумах, высших профильных учебных заведениях и университетах. Им предстоит большая задача - идти вперёд, чтобы значительно больше училось в университетах и высших и средних технических учебных заведениях.

Наша «Большая семья», наследники Бальтазара Шварцкопфа, каждые пять лет встречается на семейном празднике. Мы начали это в юбилейном году к 100-летию со дня рождения нашей мамы: это было в 1996. Нелегко собрать такую огромную группу. Но все племянники принимают активное участие в этом. Такая встреча предстоит в 2011 году. Я привожу фото прежней встречи в 2006 году.

У мамы было 38 внучек и внуков Ивана Шварцкопфа, старшего сына Ивана от первого брака, уже не было в живых и сестры Марии Шварцкопф. В то время оставалось 36 внуков.

Из 36-х племянников приехали на встречу в 2006 году тридцать. Отсутствуют: Василий, Роман и Андрей Бенцель, Анна Шпомер (рожд. Шварцкопф); Виктор Шварцкопф (живёт в Канаде) и Роман Шварцкопф, живёт в России.

На сегодня наша большая семья насчитывает около 320 человек, и мы стараемся каждые пять лет собраться вместе. В 1996 в нашем роду было 206 человек, в 2001 г. — 233 человек, в 2006 г. - 273 человек. Многие не могли приехать по разным причинам. Но обратите внимание - всего 10 пенсионеров, а остальные работают или учатся.

Разве это не богатство страны, где большинство работает и содержит старшее поколение и воспитывает младшее, подрастающее поколение. Мало кто из местных немцев может представить в семьях такое соотношение «отцов и детей». И такое соотношение, может быть не всегда в такой степени, характерно для большинства семей российских немцев. Но об этом официальная статистика и политика умалчивают и не пытаются развеять миф недоброжелателей из местных - вот понаехали эти «русские, не работают, а получают огромные пенсии». Не пытаются они довести до своего народа, что вклад работающих детей и внуков этих так «называемых русских» многократно превышает размер выплаты своим старикам, и что кроме своих, они одновременно содержат огромную армию пенсионеров из местных. Молчат правительственные органы и средства массовой информации, что приезд российских немцев в Германию - это как бы определённая инъекция для оживления стареющей страны и улучшения её демографии. Вместо этого на правительственном уровне устраиваются всякого рода препоны для въезда своего же, очень хорошо и быстро интегрирующегося народа, оказавшегося по воле различных причин и обстоя-тельств два столетия за пределами Германии. Если так делается, это кому-то выгодно. Но кому и зачем? Об этом можно только догадываться.

Язык дедов и внуков

 

Многие писатели поднимали вопрос об отношениях отцов и детей, то есть старшего и младшего поколений. Такие проблемы существовали, существуют и, вероятно, будут существовать. Но я хотел бы остановиться на проблематике дедов и внуков. Какие здесь, скажет читатель, могут быть проблемы? На первый взгляд, действительно, нет никаких проблем, но, когда вникнешь глубже, они просматриваются. Я помню, как было в нашей семье. Дома с мамой и братьями мы говорили только на немецком языке, пусть и на бытовом уровне, но мы понимали друг друга и переходили на русский язык только тогда, когда вопрос касался новой техники и профессиональных вопросов. Но немецкий язык родителей тоже был уже засорён и продолжал засоряться как новыми терминами, связанными с техническим и политическим развитием, так и отдельными словами из русского быта, более удобным среди русских. Мы, дети, учась в школе и учебных заведениях, общаясь со сверстниками и старшими, вынуждены были переходить на русский, так как только он мог быть в тех условиях языком общения. Не зная многих немецких терминов, старых и новых, эта мешанина языков постепенно и незаметно переходила и на общение со старшими. У детей немцев (если они не выросли в немецких поселениях) общение постепенно переходило только на русский как как на улице, так и в школе и других общественных местах. Все технические термины, фильмы, спектакли в театрах были на-русском. Мы пытались покупать немецкие книжки, которые поставлялись из ГДР и продавались в магазинах, хотя и в малом количестве, но наши дети игнорировали наши старания научить их немецкому языку и сопротивлялись. С годами разговор всё больше вёлся на русском. Нам, старшему поколению, стало ясно, что в той среде, в которой мы жили, немецкий исчезнет. Недаром усилилась борьба за восстановление автономии. Конечно, многие специалисты из городов не сразу переехали бы в автономные округа, области или республику, но большинство сельских жителей уже трудно было бы удержать в чужих краях. А те, кто остался бы жить на старом месте, осознавали бы, что знание немецкого языка необходимо, что он может быть востребован и вынуждали бы детей его учить.

Большинство людей старшего поколения, оказавшись после депортации в 1941 году в русскоговорящей среде, русским языком совершенно не владело или владело плохо, не свободно. Конечно, русский язык для общения на бытовом уровне они со временем в разной степени выучили, но этим оно чаще всего и ограничивалось. Читать, писать не учились и русских книг и газет не читали. Но благодаря радио и телевизионным передачам кое-как научились понимать. Если же вопрос касался искусства, литературы, техники или медицины, они были абсолютно беспомощны. Сказки, как правило, своим внукам, рассказывают бабушки. Помню, когда тёща пыталась читать немецкие книжки или рассказать сказку сыну Леониду, доходило до слёз. Плача просил: «Не читай мне каля-баля». Ну а нам, детям предвоенных лет, мамы сказки не рассказывали, им некогда было, им надо было днём и ночью работать, чтобы мы выжили. Мы выросли без сказок, без чтения книг, по крайней мере до 5 класса, их просто не было. Такова была наша судьба.

И жили в нашей семье три поколения, и каждое со своим языком: у одних был немецкий, у других — смешанный, у третьих — русский. Даже в настоящее время здесь, в Германии, интересно быть на праздниках, когда присутствует три поколения. Какой интересный язык! Посторонний человек никогда не поймёт, о чём речь. Понимаем мы. Разговор идёт одновременно на трёх языках: старом бытовом немецком, русском и современном немецком, притом каждый применяет те слова, которые ему удобнее, не замечая порой, что идёт разговор на смеси трёх совершенно разных языков и наречий.

Теперь здесь, в Германии, та же языковая проблема, но как бы перевёрнутая: старшее поколение, которое говорило на бытовом немецком и русском, с трудом объясняется с местными, если речь выходит из бытовой сферы. Те, кто помоложе и говорили по-русски, усвоили немецкий язык и вполне нормально разговаривают с местными. А молодёжь постарше, выросшая и получившая школьное образование здесь, прекрасно говорит и грамотно пишет на немецком, но многие не говорят уже по-русски, не говоря уже о том, что не умеют читать кириллицу и тем более писать. А совсем маленькие дети вырастают с немецким языком и уже не отличимы от местных. И сказок русских тоже не хотят слушать. А ведь у многих одна половина в семье русского происхождения, и родственники, их деды, бабушки, тёти, дяди и т.д., не владеют немецким. Нормально объясняться они между собой уже не могут.

Из-за этих проблем многие вещи (пословицы, поговорки, шутки, песни, сказания и сказки) не переходят от поколения к поколению и теряются навечно. А это жаль. Но такова жизнь, когда человек уезжает в другую страну, где культура другая. Помню, когда я прощался в управлении «Кульбытстрой» перед эмигра-цией и на вопрос моих близких русских друзей: «Что делать нам?» я ответил: «Есть только два выхода: первый - собраться и уехать в Россию, каких бы трудностей это ни стоило; второй - интегрироваться в казахскую нацию: срочно учить их язык, воспринять их культуру, жениться или выходить замуж за местных. Третьего не дано!». Будучи снова два года тому назад там, мои друзья мне в разговоре отметили, что я прав. А ведь прошло всего чуть более двух десятков лет. Большинство детей моих знакомых уехало учиться в гг. Новосибирск, Барнаул, Москву, Ленинград и др. города России и там остались. Моим друзьям уехать теперь уже практически невозможно, многое держит их: квартиры, дачи, пенсия, друзья...

продолжение следует

 

 

 

 

↑ 449