Такие были времена… (гл. На высшем уровне. «Рабочий обед» в Deutsche Bank) (31.01.2020)

 

Н. Косско

 

На высшем уровне

 

И я старалась. Пыталась как можно понятнее рассказать, дать послушать карнавальные песни, переводила и зачитывала речи ораторов-шутов. Но из года в год это было, в принципе, одно и то же. Карнавал − это же вековая традиция, и в ее сути мало что меняется. Но вот однажды в сводке новостей мне попалось сообщение о том, что федеральный канцлер каждый год устраивает прием для карнавальных обществ.

− Ага! − подумала я, торжествуя, − что-то новенькое! − и набрала номер телефона приемной ведомства федерального канцлера.

Мне сразу же ответили. Приятный женский голос подтвердил, что прием состоится через неделю и, задав несколько вопросов по моим данным, обещал перезвонить.

Перезвонили. Только не мне, а моему шефу, который буквально через пять минут ворвался к нам и в бешенстве заорал:

− Вы что это себе позволяете?! − он задыхался от гнева. − Как… как вы посмели позвонить в ведомство федерального канцлера?! Вы бы ему еще лично позвонили! Да поймите вы: даже я не имею права звонить туда по пустякам, а вы!..

А что я? Я хотела, как лучше, но не могла же я знать… Взвинченная полученной выволочкой, я села было за очередной перевод, как вдруг дверь вновь отворилась. На пороге опять стоял шеф, но уже другой, спокойный и улыбчивый:

− Поезжайте в Бонн (тогдашнюю столицу), делайте свой репортаж! − и, злорадно улыбаясь, добавил: Но бьюсь об заклад, интервью у канцлера вы не получите!

Поспорили. На бутылку французского шампанского «Моэт&Шандон».

А зима злобствовала, как я уже говорила. До здания ведомства канцлера я не доехала, а плавно докатилась по гололеду, как на катке. Но докатилась. Бросив на произвол судьбы свою «Фиесточку», я поковыляла к контрольно-пропускному пункту и предъявила паспорт. Пропуск был готов, и теперь уже никто не стоял на моем пути к цели.

Но войдя в фойе, я запаниковала: можно было подумать, что здесь собралась вся журналистская рать ФРГ: телевизионщики, громко переговариваясь, устанавливали аппаратуру, фотографы щелкали аппаратами и слепили глаза вспышками, всюду сновали какие-то люди, а приглашенные члены карнавальных обществ со всей Германии пели карнавальные песни – короче, Содом и Гоморра. Как тут прорваться? Как добраться до канцлера в этом вавилонском столпотворении?

Но потом, когда по лестнице в фойе стали спускаться Гельмут Коль, Ганс-Дитрих Геншер и другие министры федерального правительства, шум и гам понемногу затихли, зато обороты стал набирать жужжащий стрекот от щелчков затворов фотоаппаратов и вспышек. Устроители призвали шутовской люд к порядку, и когда гомон затих, федеральный канцлер обратился к своим «шутам-подданным» с краткой речью, подчеркнув, что карнавал − типичный и неотъемлемый элемент немецкой культуры, и заверил, что он проживет века! Слова канцлера утонули в овациях.

Программа выступлений карнавальных обществ в гостях у канцлера ничем не отличалась от обычных карнавальных мероприятий – та же резкая ирония, острая сатира, граничащая с откровенными изобличениями, грубые шутки. И опять я втягиваю голову в плечи, страшусь скандала, мало ли что, и с опаской смотрю на «виновников торжества». И ни-че-го! С Коля и Геншера как с гуся вода: перепачканные помадой (следы от традиционных карнавальных поцелуев - Bützchen), оба от души смеются вместе со всеми… сами над собой! Постепенно и я раскрепощаюсь, хлопаю в такт музыке и стараюсь сообразить, как же мне пробраться к политикам, вокруг которых образовалась плотная стена из шутов, журналистов, фото- и телерепортёров.

Согнувшись в три погибели, чуть ли не ползком пробираюсь между штативами фоторепортеров, выныриваю из толпы и неожиданно оказываюсь носом к носу с Гельмутом Колем! Представляюсь и, хотя на таких мероприятиях о серьезных вещах говорить не принято, первым делом благодарю за помощь, оказанную им советским немцам в вопросе выезда в ФРГ, и напоминаю конкретно о списках, которые я передала ему по дипломатическим каналам перед его поездкой в Москву.

Поразительно, но он сразу вспомнил об этой истории и том, что многим нашим немцам из этого списка удалось вырваться в Германию. Лед тронулся, и я задаю свои вопросы. Всего несколько и достаточно тривиальных, ибо понимаю − не время и не место. На прощание канцлер спрашивает, как я адаптировалась на старой-новой родине и как мне рейнский карнавал? Выражая восторг по поводу карнавала, я не особенно кривлю душой, потому что он на этот раз для меня − действительно грандиозное событие!

Домой, то есть в редакцию, я летела на крыльях моего железного коня и ликовала:

− Ну, шефа кондрашка хватит! Он так уверен, что я вернусь ни с чем!

Войдя в кабинет начальника, я молча нажала кнопку воспроизведения на магнитофоне и приготовилась ждать. А с господином К. происходила странная метаморфоза: самоуверенный и властный, он был сейчас каким-то потерянным, беспомощно переводил взгляд с магнитофона на меня, с меня на магнитофон и, не веря своим ушам, бормотал:

− Не может быть… этого не может быть… Это же наш канцлер! Это же канцлер Коль?! – полувопросительно-полуутвердительно спросил он меня, всё еще не веря, что это не сон.

− Коль, Коль, − заверила я его, − можете не сомневаться и, протянув вперед правую руку, добавила:

− Вот эту руку, господин К., я теперь долго-долго мыть не буду, потому что ее дважды пожал сам канцлер!

Всё ещё терзаясь сомнениями, господин К. недоверчиво взглянул на меня и задал вопрос, который волновал его, видимо, не меньше самого интервью:

− А вас фотографировали, когда вы разговаривали с канцлером?

− Понятия не имею, наверное, да, там же сотни фотографов были, они фотографировали, как мне кажется, каждый его жест…

…Весь остаток дня шеф провел в поисках фотографов пресс-агентств и газет, побывавших на приеме – он очень надеялся, что, может, кто-то случайно запечатлел сотрудника его редакции в беседе с Колем. Но вот незадача! Я почему-то в кадр не попала. Разочарованию господина К. не было предела.

Вот так закончилось мое «хождение во власть». А бутылку шампанского шеф все-таки «зажал» − запамятовал?

 

И ЖИЗНЬ ВОСПРИНИМАЮ КАК ПОДАРОК…

 

Я часто спрашиваю себя, как бы сложилась моя судьба в Германии, не зайди я в тот знойный летний день 1976 года в редакцию «Немецкой волны»? Может быть, вынырнула бы в каком-нибудь университете или переводческом бюро, в гимназии или школе в соответствии с профессией из прошлой жизни, а, может, судьба повела бы меня по иной дорожке? Возможно, все в жизни возможно, но любая альтернатива «Немецкой волне» вызывает у меня неподдельный ужас, потому что, несмотря на нервотрепку, на препоны, препятствия и жесточайший стресс, причиной которого нередко была и я сама, ей я обязана очень многим: здесь я прошла ускоренный курс жизни в новой стране, здесь обрела новую, чрезвычайно интересную и любимую профессию.

 

«Рабочий обед» в Deutsche Bank

 

Познавательным было все вокруг, начиная материалами, которые мы готовили для передач, и кончая курсами повышения квалификации, всевозможными конференциями, массой интересных встреч и регулярными ознакомительными поездками по всей Германии и даже за ее пределами. Именно благодаря «Немецкой волне» я оказалась в гуще событий, могла попасть туда, где двери для простого смертного были закрыты на семь замков – в министерства, Бундестаг, земельные представительства, к высокопоставленным политикам и чиновникам, на пресс-конференции с видными политическими деятелями. Ну вот каким бы боком я могла, например, не будучи работником «Немецкой волны», попасть в высшие этажи Deutsche Bank во Франкфурте-на-Майне да еще и отобедать там с представителями правления этого финансового гиганта?

После экскурсии по отделам банка нас, двадцать журналистов «Немецкой волны», пригласили на «рабочий обед» в банкетный зал, где обещали подробнее ознакомить со структурой и работой этого финансового института.

Вам приходилось когда-нибудь наслаждаться деликатесами, обсуждая одновременно политические вопросы или проблемы дебита и кредита? Нет? Вам несказанно повезло, ибо мучительней пытки вряд ли можно придумать.

Представьте себе огромный стол на персон эдак пятьдесят, уставленный приборами на белоснежной накрахмаленной скатерти, длинные ряды вилок слева и ножей справа от тарелок и целые батареи фужеров, бокалов, рюмок и стаканов − все строго «по Книгге» (Адольф фон Книгге еще в XVIII веке написал «Книгу хорошего тона», которая сохранила свою актуальность по сей день). Помню, мы тогда страшно оробели, увидев это великолепие, потому что мало кто из нас прежде бывал на таких приемах и знал, как, не опростоволосившись, выйти из положения.

Каждый в душе решил для себя не есть – ну, нет аппетита, что тут поделаешь! Но когда официанты начали подавать главное блюдо − баранину с черносливом под ароматным соусом, нервы у нас стали сдавать, и мы инстинктивно начали трапезу с крайней вилки и ножа. Приглядевшись к тому, как орудуют приборами работники банка, я поняла: мы не ошиблись.

И тут следующая напасть. Напомню − нас пригласили на «рабочий обед». В тот самый момент, когда мы, облегченно вздохнув, с аппетитом принялись за баранину, выяснилось, что спокойно насладиться изысканными кушаньями и напитками нам не дадут – не зря же обед назывался «рабочим». Но есть и работать?! Надо ли говорить, что у нас не получилось ни того, ни другого, тем более, что большинство из нас понятия не имели не только о финансах, но и о самих банках. Да и послевкусие такого «рабочего обеда» было неважным. Но мы стойко выдерживали такие испытания, благо были экскурсии куда интересней, но уже без «Лукулловых пиров».

Ярким, навсегда отложившимся в памяти событием, была ознакомительная поездка в Берлин, тогда еще Западный Берлин, в 1984 г.

(продолжение следует)

 

 

 

 

↑ 486