Макс Триллер. Точка беды (том 2-й "Хунь-дунь") –7 (30.09.2019)

 

И. Шёнфельд

 

5. Севастополь

 

Максу объяснили: Украина представляет для Белого дома и Конгресса огромное геополитическое значение. Госдеп буквально поставил на уши ЦРУ в связи с этим проектом, в результате чего была проведена даже реструктуризация части отделов Агентства. Так возникло специальное подразделение «КУ-15», координирующее все работы по новому проекту «Украина». К этому отделу от группы подрывников Грэгора Макфейра прикомандирован был Макс Триллер.

Здесь, на всякого рода инструктажах, семинарах и рабочих совещаниях Макс постепенно вошёл в курс дела и узнал для себя много нового об Украине. В первую очередь, его поразила глобальность амбиций предстоящего проекта. Целью его первого этапа являлось – ни много ни мало – вытеснение российского флота из Севастополя и превращение Крыма в военную базу США. К 2015 году Украина должна будет войти в НАТО с тем, чтобы вдоль её границ взять под прицел низколетящих крылатых ракет Москву и всю европейскую часть России. После этого поставить Россию на колени и превратить её в покорный сырьевой и энергетический придаток экономики США будет делом техники. А сырьё и энергетика означают будущее. И наоборот – их недостаток спровоцирует скорую гибель западной цивилизации – империи Золотого Тельца. Поэтому Америке нужно было торопиться. На Украине момент для начала операции складывался донельзя удачно: украинские олигархи воровали и грабили совершенно безбожно, американцы их в этом всячески поощряли с целью нагнетения социальной напряжённости в стране, а глупые русские между тем дорезали последние ядерные установки в угоду американским «друзьям» и пускали под откос свой ВПК – военно-промышленный комплекс, державший США под атомным прицелом на протяжении сорока послевоенных лет. Всё было разорено в России к концу 20-го века – и ядерный щит (системы ПВО, по докладам разведки, закрывали небо над Россией в лучшем случае на 30%), и ядерный меч (ребята в ЦРУ шутили, что красную кнопку из ядерного чемоданчика российского президента давно уже подарили в качестве сувенира президенту американскому, а сам чемоданчик, скорей всего, спёр почётный караул Кремля с целью извлечения золота и платины из контактов и транзисторов. Не существовали у русских больше и те жуткие, не отслеживаемые из космоса передвижные железнодорожные пусковые комплексы баллистических ракет, которых американцы боялись в прошлом пуще гнева божия. Не обновлялось и теряло активность топливо в ракетоносителях, разбегались из опустевших заводов и научных лабораторий бесценные кадры, а за военными секретами русских не требовалось теперь даже и шпионов посылать: голодные российские учёные и военные специалисты за сотню долларов наличными готовы были сдавать в американское посольство сверхсекретные документы на вес, по цене макулатуры. Они никому больше не нужны были в новой, олигархической, ловко опущенной Западом и умело разорённой России. Теперь Россию можно было брать голыми руками, но риск тем не менее оставался. Требовалась осторожность: русские всё ещё могли огрызнуться. В частности, крупные неприятности блоку НАТО мог доставить гордый и патриотично настроенный город русских моряков Севастополь: из учебников истории и свидетельств очевидцев американцы знали, что русские моряки никогда не сдаются. Это следовало иметь в виду – при том даже выгодном обстоятельстве, что в результате беловежских соглашений, подписанных невменяемым Ельциным в 1991 году, Севастополь вместе с Крымом вошёл в состав Украины, упав нежданным подарком в её шустро подставленный подол. Севастополь продолжал, однако, оставаться российской военно-морской базой по договору с Украиной и, таким образом, исключать фактор серьёзной опасности со стороны русских военных моряков было бы неразумным. Совсем недавно был тому пример, когда США из гуманитарных соображений бомбили и расчленяли Югославию. Тогда батальон российских десантников, наплевав на американское НАТО и на собственного Ельцина, которому заниматься сербами было недосуг и который как раз обнимался где-то в пьяном виде на гольф-поле со своим «другом Биллом», совершил по собственной инициативе сумасшедший рейд-бросок и занял аэропорт «Слатина» под Приштиной в Косово, чтобы защитить сербов. Ничего, кроме гранатомётов, у десантников при себе не было, и они, став в круг, наставили их на кинувшихся на них натовцев. Командир батальона предупредил новых друзей Ельцина: «Не подходи, стреляем на поражение!». Американский штабной генерал Кларк, узнав об этой наглости, позеленел от злости и приказал боевому генералу Джексону, командовавшему «миротворцами» в Югославии: «Уничтожить, стереть этих русских с лица земли!». Джексон ещё раз внимательно посмотрев на «этих русских», отчаянных и решительных, стоящих напротив него с гранатомётами наперевес, послал своего главнокомандующего Кларка к чёрту: - «Я не собираюсь начинать здесь третью мировую войну!», – заявил он в Вашингтон. Генерал Джексон был реалистом. А ведь у русских под Приштиной даже завалящей атомной бомбочки не имелось в запасе. В отличие от севастопольских моряков, у которых ядерных ракет в достатке, в том числе и баллистических.

Всё так, но Севастополь, при всей его ядерно-ударной опасности для США и НАТО находился на территории Украины, и с этого благоприятного обстоятельства, пользуясь моментом, необходимо было снять сливки. А выгодность момента состояла в том, что «свободная» Украина вовсю сигнализировала за океан: она готова с восторгом отдаться Америке – оптом и в розницу и в любых позах. Ожиревшая до рекордов Гиннеса американская нация олицетворяла собой в глазах среднестатистического, неуклонно худеющего украинца страну с молочными реками и кисельными берегами. К тому же хохлов убедили, что Украину в Америке страстно любят, мечтают бесплатно поить-потчевать до пяти раз в день жирным борщом и укладывать спать на пуховые перины под вкрадчиво-кишечное воркование негритянского джаза с вариациями на убаюкивающую тему: «...ще не вмерла Украина...». – «О цэ гарно будэ!» – возбуждённо уговаривали друг друга хохлы и тренировались мяукать американскими звуками: «Хяуюдуин?», «Фяун!», «Вау!». Плюясь при этом в сторону «москалей поганых», которые-таки все ж про ето знают! – даже знаменитое сало украинское – этот сладчайший мёд Украины, этот главный ресурс её патриотизма – даже его, милое украинское сало пожрали они без остатка, эти ненасытные, ненавистные москали, дрын им в хайло! Всё выгребли, ироды! Мыши под полом – и те рыдают в голос, просят у властей москалей тех треклятых извести поскорей... ни днём ни ночью покою от них нэма, от сволочей!..

Многолетней, продуманной пропагандой через распечатанные в Америке учебники украинской истории и через многочисленные украинские телеканалы, состоящие в собственности преданных Америке воров-олигархов, Штаты за последнее десятиление успешно взрастили в сердцах молодого поколения Украины нежную любовь к Америке и яростную ненависть к русским. И потерявшая собственные вёсла и паруса Украина заламывала руки и тянула их в мольбе о красивой, сытой и весёлой жизни в сторону счастливых американских берегов: ей страстно хотелось «борща с жирком до пяти раз в день» и баюкающего джаза.

Но только сама она, разворованная и отставшая в развитии Украина, была Соединённым Штатам без надобности. Украина являлась уникальным инструментом для уничтожения России с последующим выходом на полный геополитический разгул свободы, и только в этом состояла ценность Украины для Америки. Украина была историческим шансом для Штатов, проходом к ничем не ограниченному владению планетой. Конечно, оставался ещё Китай, но его постепенно пеленали в паутину глобальной экономической зависимости, готовя на роль мировой фабрики дешёвого ширпотреба. А Китай хитрил, темнил, что-то своё задумывал, но пеленать себя позволял и пеленался подозрительно охотно. До поры это было хорошо, и нужно было просто продолжать это паучиное дело и пеленать его дальше. На передний же план срочных стратегических планов Белого дома и Госдепа выходила Украина.

 

Да, обстановка там в плане прикормленности политиков и олигархов (что в Украине одно и то же) хотя и была на редкость благоприятной, но однозначной ситуация, тем не менее, не являлась. Своих олигархов население частью ненавидело, частью боготворило, западэнцы (жители западных регионов Украины, которых остальные украинцы именуют «бандеровцами») мечтали перерезать всех жидов, русских и коммунистов, после чего от Украины отделиться и создать собственный Бандерлэнд; восток Украины говорил по-русски, копал уголь и руду, строил станки и самолёты, торговал с Россией и кричал, что ему надоело кормить всю эту ораву дармоедов-западенцев; в центральной Украине воровали российский газ из трубы, ведущей в Европу (иные остроумы от журналистики предлагали в порядке уточнения переименовать Украину в Уркаину), а украинские академики научно доказывали друг другу, что хохлы произошли непосредственно от Адама и Евы, говоривших, как известно, на древней мове и изгнанных из рая то ли на полтавщину, то ли в Винницкую область – об этом украинские учёные всё ещё яростно спорили, доходя до кулачных драк на академических симпозиумах. На этих же симпозиумах доказывалось, что и ученики Христа были хохлами. В доказательство приводились строки из Евангелия от Матфея: «...И спросил их Иисус: поняли ли вы все это? Они говорят Ему: так, Господи!». Усекли, панове? Не «да» и не «йес» ответили ученики Господу, но по-украински: «так»! Вопрос доказан: древние евреи были сплошь хохлами, произошедшими напрямую от Адама!

Над «адамычами» от души потешались крымчане. Эти последние являлись самой большой проблемой для Америки. Они устроили себе автономию, упрямо продолжали считать себя россиянами, говорили из принципа только по-русски (да и были почти все русскими по крови) и яростно ненавидели Америку, ожидая беду именно оттуда, из-за океана. Расшатать Крым изнутри было непросто. Единственным рычажком, который можно было попытаться пошевелить, являлись крымские татары, когда-то сильно обиженные советской властью, депортированные из Крыма осетинским грузином Сталиным за тёплые отношения с оккупировавшими Крым немцами, но обиду затаившими почему-то именно на русских, а не на осетин, или грузин. Раскачать татар на экстремизм и терроризм против русских в Крыму было, в принципе, возможно, но их, татар, было очень мало, так что даже при активном подстрекательстве киевских властей эффект не обещал весомых результатов. Тем не менее, одна из групп в составе нового отдела «КУ-15» занималась «татарским вопросом», не дожидаясь результатов работы дипломатов, пытающихся на правительственном уровне заставить киевские власти разорвать в одностороннем порядке договор с Россией об аренде севастопольской бухты. Киевские олигархи и рады были бы прогнать русских из Крыма насовсем, но боялись остаться без российского газа. Ещё больше опасалась замёрзнуть зимой Европа, которая получала этот же газ по трубопроводу через Украину. Европа понимала: если Россия в отместку за изгнание из Крыма и Севастополя прекратит поставлять Украине газ, то последняя начнёт воровать его из европейских объёмов. И что тогда делать: войной идти на Украину, после всех последних признаний в любви и горячих объятий? Таким образом, изгнание русских из Крыма дипломатическими способами усложнялось вследствие позиции Европы. Требовалось оторвать Европу от российского газа и, по-возможности, вообще от России, желательно в том числе и географически. Но это была уже отдельная большая тема, отдельный проект. И над ним работали, как в ЦРУ, так на высших этажах Госдепа. При этом никто не мог предсказать пока, сколько времени ещё уйдёт на окучивание Европы, пока она убедится в необходимости перейти с дешёвого трубного российского газа на дорогой сжиженный американский, доставляемый танкерами. Севастополь с его торчащими в сторону запада ракетами этому процессу убеждения Европы сильно мешал. Севастополь требовалось нейтрализовать, и как можно быстрей. Севастополь представлялся Госдепу златыми вратами в мировое господство, и если не вломиться в них сегодня, то завтра может быть уже поздно – полагали вашингтонские стратеги.

– Все яйцеголовые – прохвосты и прохиндеи, – прокомментировал новые украинские познания своего подчинённого Грэгор Макфейр, – но надо отдать должное нашим американским президентам: за светлое будущее для американского народа они готовы развязать термоядерную войну хоть сегодня!

 

Подрывники группы Макфейра – в данном случае владеющий русским и украинским языками Макс Триллер – нужны были отделу КУ-15 для работы по «техническому» направлению – одному из нескольких (помимо него, Максу известно было о существовании ещё и идеологической, экономической и военной групп, в рамках которых разрабатывались хитроумнейшие схемы диверсий в самых разнообразных приложениях). Возможно, имелись и ещё какие-то другие направления, о которых Макс не подозревал: отдел существовал в закрытом режиме, и каждый участник был ограничен лишь той частью информаций, которые входили в круг его непосредственных задач.

А круг задач Макса Триллера был привычным: изучить в Севастополе и его окрестностях объекты, которые в случае необходимости нужно будет «нейтрализовать» в первую очередь, то есть взорвать, говоря понятным языком, чтобы парализовать военное сопротивление русских моряков. Ведь наивно считать, что боевой корабль с его ракетами смертельно опасен сам по себе. Этому простому акту – нажатию на кнопку «Пуск», предшествуют и сопутствуют тысячи «береговых» обстоятельств: материальное и энергетическое снабжение, связь, подача воды, канализация и сотня других факторов-ниточек, включая безопасность офицерских семей. Многое, очень многое может повлиять на решимость командира нажать на кнопку «Пуск».

Решать, какие ниточки следует оборвать для нейтрализации российского флота в Севастополе, не будет входить в прямую компетенцию Макса. Его задача – по указанию другого специалиста, который подключится к работе уже на месте, в Крыму – оценить как эти ниточки оборвать. Коллега проведёт Макса на нужные объекты, и от подрывника потребуется лишь профессионально оценить возможность подрыва, составить план закладки зарядов и сделать необходимые расчёты для осуществления диверсий. По всем этим объектам предстоит затем составить единую карту действий, по которой и будет проведена в нужный момент операция «Севастополь».

 

Итак, Макс Триллер отправился в Крым – самолётом до Киева, затем поездом до Симферополя. Здесь, на неопрятной, замусоренной платформе его встречал забавный тип с длинными конечностями и сладчайшей улыбкой на куницеподобном лице. Встречающий раскинул членистые объятья навстречу Максу и закричал:

– Здравствуйте, дорогой Максим Леонардович! Здоровеньки булы!

Да, так теперь звали Макса. Документы на имя Максима Леонардовича Жутко передал ему в Киеве неестественно радостный сотрудник американского посольства, лицо которого было Максу смутно знакомо – где-то он уже видел мельком этого весёлого человека – не во время ли «московской» командировки в одном из кабинетов российского «Белого дома»?

Дипломат говорил с Максом по-английски, представился Дэвидом Джобсоном и засмеялся: «С детства меня дразнили «диджеем» - по первым буквам имени и фамилии». Макс лишь усмехнулся слегка: как же, как же – под детским именем ты тут находишься, прибереги эту басню для лопоухих... Однако, за качественные украинские документы он дружелюбного мистера Джобсона тепло поблагодарил и спросил лишь, какой юморист перевёл его фамилию столь буквально. Джобсон польщённо улыбнулся и ответил:

– Я и сам неплохо владею русским языком...

В этот миг Макс вспомнил: конечно же в Москве он видел этого Джобсона, в Доме правительства, пятый этаж, комната 55-21.

– Очень остроумно, – похвалил он документ, – вполне украинское имя получилось...

Диджей от американской разведки скромно потупился: он был хорошо воспитан.

И вот теперь уже самого Максима Леонардовича Жутко, урождённого киевлянина, восторженно приветствовал местный симферопольский агент, приветствовал так, будто Макс был его любимым братом, пропавшим без вести тридцать лет тому назад во время бегства с колхозной бахчи под шквальным обстрелом солью конным объезчиком, и вдруг возникшим как ни в чём не бывало в дверях зелёного вагона, прибывшего из счастливого детства. Загребая пространство старомодным чёрным пальто, распахнувшимся на всю ширину платформы, куницеобразный двинулся навстречу Максу, и глаза его наполнены были мутной влагой сложных эмоций. Полагая, что так нужно для конспирации, Макс сдержанно обнялся с местным партнёром своим, и услышал жаркий шёпот, щекочущий ухо: «Хайдуюду, мистер Жутко». После чего местный агент столь же секретно, на ушко, представился сам: «Бердянко. Юлиан Борисович. Счастлив познакомиться с представителем великой страны – оплота порядка и демократии!».

Он, оказывается, много чего знал. Он знал, в частности, что Макс – никакой не киевлянин и никакой не Жутко. Возможно, он знал даже настоящую фамилию Макса. Суетливо поддерживая Макса то под один локоть, то под другой, заглядывая ему в глаза, нежно улыбаясь и торопливо приговаривая: «Как же я рад, как же я ужасно рад!», Юлиан Борисович заботливо маневрировал «мистера Жутко» в сторону разбитой асфальтовой площадки с одиноким чёрным лимузином возле перевёрнутой урны, похожим на чемодан с четырьмя ручками.

– Вот, на «Волгах» ездим! – то ли хвастливо, то ли язвительно сообщил Максу Бердянко, отпирая двери.

– Красивая машина, – похвалил Макс.

– Гамно! – радостно не согласился Юлиан Борисович, – от коммунистического обкома приватизировали. Троит.

– Что делает?

– Троит, гад. То три цилиндра работают, то четыре. Всё уже поменяли – ничего не помогает. Но по ямкам едет мягко: коммуняки свои жопы пуще глаза берегли... Гамно, короче... – украинец произносил звук «г» очень симпатично, в точности как Варвара – не горлом, а дыханием, почти как английское „h“.

– Едем сразу на место, – объявил Бердянко, – мистер Линдс уже там.

Линдс – это был цэрэушник из группы военных, присутствующий на Украине под видом экономического советника. Именно в его обязанности входило выявление объектов, подлежащих «парализации». После чего наступала очередь Бердянко и Жутко – сотрудников государственной пожарной службы Украины: посетить эти объекты и под видом пожарной инспекции «снять мерку». В первую очередь «инспекцию» интересовали, разумеется, военные объекты российского флота, на многие из которых русские вынуждены были украинцев допускать. Потому что «...флот – флотом, а пожар – пожаром, дорогие мои товарищи русские моряки, – любил приговаривать Юлиан Борисович, стоя на очередном КПП с полномочными бумагами в руках, – а то полыхнёте вы тут у нас и бомбами своими полкрыма нашего снесёте, а мы потом с Максим Леонардычем отвечай за всё хорошее...».

– Ага, ну да, вашего Крыма, конечно... уже я вас понял, паны пожарники, – кивал им презрительный мичман Курилович, – так что проходь в ворота, ты, пан Пердянко, и ты, господин хороший Леопардыч, или как тебя там – ты проходи тоже, не под дождём же тебе мочиться... Вон она – лопата на щиту, вон он – багор рядом, вон ящик с песком. Всё, што ли? Нет? Ну, пошли тогда дальше, паяльную мать вашу... А дай-ка ты мне, дорогой мой пан Пердянко, на мандат твой ещё раз глянуть. А то будет просрочен если – расстреляю обоих к бандеровской вашей матери прямо тут вот у ворот при попытке незаконного проникновения на секретный объект суверенного российского флота... так-то... пожарники они, итит их штопаную мать нехай... Шастают тут всякие, а потом тушонки на камбузе не хватает по описи...

Так ворча и возмущаясь, мичман Курилович сопровождал проверяющих по нескольким военным объектам, за противопожарное состояние которых он отвечал лично. Водили «пожарных инспекторов» по объектам и другие российские офицеры и мичманы с самыми разнообразными, в том числе и очень красивыми русскими фамилиями, среди которых попался даже один капитан Голицын, один Суворов и два Ушакова – матрос и лейтенант. С ещё одним капитаном по имени Иван Базелюк Бердянко начал было говорить по-украински, но был резко оборван моряком:

– Говорите нормально: здесь русская база!

Со временем Максу стало очевидно: их с Бердянко ненавидят на российских объектах вдвойне: как непрошеных проверяющих и как украинских обидчиков – представителей власти, запрещающей морякам проводить их военные парады и праздновать под русскими флагами в городе русской славы Севастополе, и даже более того: требующей письменного разрешения на выход российских кораблей в родное Чёрное море! Хорошо ещё, что в Максе, благодаря его безупречной речи, русские не распознавали американца из ЦРУ! Пожалуй, проверяющие могли бы в этом случае стать жертвами какого-нибудь несчастного случая. Например, при попытке определения степени пожаростойкости мостового крана судоремонтного завода упали бы они с него прямо в люк подлодки и сломали себе шеи. МИД России высказал бы по этому поводу искреннее сожаление и извинился перед Киевом... или перед Соединёнными Штатами.

 

Макса поселили «в резиденции» – так Бердянко уважительно называл особняк за посёлком Инкерман вблизи Севастополя, расположенный на берегу речушки по имени Чёрная. За какой конкретно властной инстанцией закреплена была в данный момент эта дача, оставалось неразгаданной военной тайной даже для такого навозного жука и знатока «авгиевых конюшен Киева», как Бердянко. Номенклатурная дача много раз меняла подчинённость, и Юлиан Борисович знал лишь, что последними пару лет назад здесь гуляли сотрудники министерства сельского хозяйства Украины. Они же в пьяном угаре спалили один из трёх двухэтажных корпусов, после чего съехали отсюда навсегда. Некоторое время одиннадцать минивилл, увитых плодоносящим сортовым виноградом и обнесённых общей железобетонной стеной четырёхметровой высоты с колючей проволокой поверху, стояли пустыми, а потом их постепенно заселили «специалисты-интернационалисты»: бритые под «бокс» ребята опасной наружности, говорящие преимущественно по-английски. Это были, по слухам, ветераны активного американского глобализма, герои, получившие тут и там по миру психологические травмы разной степени тяжести, несовместимые с дальнейшим несением армейской службы. Они нуждались в реабилитации и отдыхе у моря. И вот хлебосольная Украина, нацеленная на скорейшее вступление в военный блок НАТО, предоставила такую возможность будущим братьям по походной тушёнке и отдала им для зализывания ран свои лучшие здравницы на юге.

В одном из красивых домиков этого пансионата Бердянко и разместил Макса, многозначительно сообщив ему, что ключи от коттеджа выдают «непосредственно в Киеве!». Где там в Киеве выдают драгоценные ключи, было Максу совершенно безразлично, но он уважительно покачал головой, демонстрируя высокую оценку заоблачного уровня возможностей могучего Юлиана Борисовича. Вместе с ключами от домика Макс получил от Бердянко пачку талонов на питание в столовой «резиденции», а также карточку пациента, позволяющую ему пользоваться бассейном в центральном корпусе, а ещё – обращаться к терапевту, стоматологу, ортопеду, логопеду, диетологу и винерологу. Всё это были (надо думать, наиболее востребуемые здесь) врачи на подработке, дежурившие по дням недели в здании лечебного профилактория. На постоянной основе трудились здесь лишь пять или шесть развесёлых медсестёр, визжавших по ночам то в одной «американской» вилле, то в другой. Этот визг, надо полагать, входил в программу реабилитации проблемных героев-иностранцев.

В дальнейшем, пересекаясь с соотечественниками на общей территории где-нибудь в профилактории, в бассейне или на спортплощадке оздоровительного комплекса, Макс установил, что громилы эти – вовсе не разыскиваемые Интерполом преступники, о чём рядила местная молва, да и сам он полагал вначале, наблюдая их наглые рожи, но самые что ни есть обыкновенные военные инструкторы, с понедельника по пятницу разъезжающие по украинским воинским частям, чтобы обучать солдат и офицеров всему тому, что умели делать они сами: ломать кости, запускать ракеты и перехватывать радиосигналы противника. Командовал этой бандой милитаро-глобалистов майор Эндрю Ротцингер – высокий, плечистый, лысоватый техасец с бронебойным, шишковатым черепом и выпученными глазами. По утрам он ровно двадцать раз подтягивался на самодельном турнике перед своим коттеджем, а по выходным дням складывал в центральной беседке огромный, сложный «пазл» на сюжет морского боя. Подчинённым разрешалось подсказывать. И подчинённые – кто с энтузиазмом, а кто и с едва заметной усмешкой на губах – подсказывали.

Ну да Макс числился в этом временном социуме землянином второго, если не двадцать второго сорта – простым, служивым украинцем, так что мозаики майора Ротцингера и ночные визги медсестёр были не для него.

– На сестричек для тебя, Максимушка, мне в Киеве талонов не выдали, уж ты не обессудь, – посетовал однажды Бердянко. – Мы люди скромные, тихие, мы пожарники, нам медсёстры не положены. Ты уж с ними, ежели приспичит, то этого-того: сам договаривайся», – подмигивал Максу Юлиан Борисович.

Но Максу было не до медсестёр, это во-первых, а во-вторых, ему, тайному агенту ЦРУ, соприкосновение с представительницами иностранных разведок, даже если и дружественных, было противопоказано – а в том, что это за медсёстры такие, Макс не сомневался.

 

И вообще, здесь, в Севастополе ему хотелось разобраться, наконец, в себе самом. Что-то пошло наперекосяк в его жизни, и дело было даже не в Николь, которая его обманула и заманила в ЦРУ, где он застрял, не зная уже, горевать ему над этим поворотом судьбы или благодарить последнюю за интересную жизнь. Но нет, дело было не в Агентстве, не в «Ломбарде», куда он сдал свою душу, как правильно угадал Адам Вандималунгу. Плащ, кинжал, ощущение элитности, служение на переднем краю востребованности – всё это по большому счёту ерунда, позолоченная мишура корпоративной пропаганды и самовнушения. Адреналин – да, игра с опасностью заполняла опустевшее после Николь пространство души Макса, но самой Николь в этом пространстве уже не было. А было там, помимо наркотической зависимости от чувства опасности, смятение: он перестал ощущать разницу между добром и злом. В результате слишком много дерьма накопилось в душе. Это дерьмо было отражением дерьма снаружи, это так, конечно, но ведь и все остальные живут в этом дерьмовом мире, неужели и все остальные наполнены дерьмом по уши? Да, наполнены. Всё кровожадное, осатаневшее от денег человечество есть, в конце концов, единая выгребная яма. Это человечество на всех языках вопит о святости мира и постоянно сворачивает на дороги войн, неуклонно и целенаправленно двигаясь к последней войне, окончательной, термоядерной, после которой войн не будет больше, потому что не будет самого человечества. Для того, чтобы этого не случилось, говорят ему, и нужна Америка, нужно Агентство, нужен он, Макс. Верит ли он этому сегодня? Нет, уже не верит. Потому что пришёл к убеждению, что как раз Америка, и Агентство, и он, Макс лично, неустанно разворачивают и пытаются скатить мир к этой самой, последней катастрофе. Так почему же он это делает, если он всё это понял? Что заставляет его и дальше кочевать по миру под разными именами и закладывать, и взрывать бомбы, и обучать этому других? Только одно: принадлежность кому-то, кто в тебе нуждается. Ведь это действительно очень важно – быть кому-то нужным, кто тебя ценит. Деньги – да, это был, конечно, тоже существенный аргумент, но не решающий: в Австралии, в Элис Спрингс Макс мог бы зарабатывать и больше. Да, Элис Спрингс, Адам и Рафаэль: им он тоже нужен. Так какого чёрта он всё ещё здесь, под чёрным плащом «ломбарда»?.. И что делать?

На эти вопросы требовалось найти ответ, разобраться с этим. Не самокопания ради, а чтобы попытаться понять смысл абсолютно случайного появления на этой земле в образе конкретного, мыслящего существа под именем Макс Триллер, которому в скором времени предстоит снова исчезнуть в никуда. Ради чего, с математической вероятностью, равной абсолютному нулю, нужно было именно ему, Максу, явиться на этот белый свет? Чтобы работать в ЦРУ? И исчезнуть потом без следа? Да, это дурацкая философия, жвачка для умалишённых мыслителей, но ведь это его, Макса, жизнь – единственная и неповторимая. Разгадать смысл жизни и смерти во всей её загадочной, вселенской, божественной драматургии он не сможет, это ясно, но решить, что делать с собственной жизнью на оставшийся отрезок предоставленного ему времени на земле, он просто обязан.

(продолжение следует)

 

 

 

 

 

↑ 554